Официальная же стратегия, по существу, сводилась к тому, чтобы беречь флот метрополии и подвергать риску конвои. В последний раз окинув взглядом караван судов, Тиндалл со вздохом спустился на палубу. «Да ну их к дьяволу, — подумал он, — сойдет и так». Если он понапрасну старался, составляя депешу, пусть и Старр, читая ее, потеряет не меньше времени Тяжело переваливаясь, он сошел по трапу с мостика и с трудом протиснулся в дверь каюты командира корабля, находившейся рядом с авиационным командным пунктом. Вэллери, наполовину одетый, лежал на койке, закрытый ослепительно белыми, безукоризненно чистыми простынями Их отглаженные, острые, точно лезвие ножа, складки казались донельзя неуместными по белоснежной ткани расплывалось зловещее алое пятно.
Мертвенно-бледный, с впалыми щеками, заросшими темной щетиной, и красными, глубоко ввалившимися глазами, Вэллери походил на покойника. Из уголка рта по пергаментной коже текла струйка крови. Когда Тиндалл открыл дверь, Вэллери в знак приветствия с усилием поднял иссохшую, в синих венах, руку.
Тиндалл тихо, осторожно затворил дверь Он выждал некоторое время, вернее, много времени, с избытком, чтобы с лица его успело исчезнуть выражение ужаса. Когда он обернулся, лицо его было спокойно, но он даже не пытался скрыть свою озабоченность — Слава Богу, что рядом оказался старина Сократ, — проговорил он взволнованно — На всем корабле лишь он один может хоть сколько-нибудь вразумить тебя.
Он уселся на край постели.
— Как твое состояние. Дик?
Вэллери криво усмехнулся.
— Все зависит от того, какое состояние вы имеете в виду, сэр.
Физическое или душевное? Чувствую себя несколько поизношенным, но отнюдь не больным. Док говорит, что сумеет поставить меня на ноги. Во всяком случае, на время. Собирается сделать мне переливание плазмы. Говорит, я потерял много крови.
— Переливание плазмы?
— Да, кровь была бы лучшим коагулятором, вообще-то говоря. Но, по его мнению, плазма, возможно, предотвратит или же ослабит новые приступы.
Помолчав, он стер пену с губ и опять улыбнулся, так же печально, как и в первый раз.
— Не доктор мне нужен и не медицина, Джон. Нужен священник и прощение Всевышнего — голос его стал едва слышен. В каюте наступила глубокая тишина.
Тиндалл заерзал и громко откашлялся.
— Какое еще прощение? Что ты имеешь в виду?
Слова помимо его воли прозвучали слишком громко и резко.
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, — кротко проговорил Вэллери.
— Вы же утром стояли рядом со мной на мостике.
Минуты две оба не произносили ни слова. Потом Вэллери снова закашлялся.
Полотенце у него в руках потемнело, и, когда он откинулся на подушку, Тинаалла кольнул страх. Он поспешно наклонился к больному, но, услышав частое, неглубокое дыхание, облегченно вытер лоб.
Вэллери снова заговорил. Глаза его были по-прежнему закрыты.
— Дело не столько в тех людях, которые погибли в отделении слаботочных агрегатов, — казалось, он разговаривал сам с собой, вполголоса, почти шепотом. — Моя вина, пожалуй, в том, что я слишком близко подошел к «Рейнджеру». Глупо приближаться к тонущему кораблю, особенно если он горит.
Что делать бывает, идешь на риск...
Остальные слова слились в неразборчивый шепот Конца фразы Тиндалл не расслышал.
Адмирал резко поднялся и стал натягивать перчатки — Извини, Дик. Не надо было мне приходить и оставаться так долго.
Старый Сократ задаст мне теперь взбучку.
— Я о других Оо парнях, которые плавали в воде, — продолжал Вэллери, словно не слыша адмирала. — Я не имел права. Может быть, кого-нибудь из них...
Голос Вэллери снова затих на мгновение, но потом старый моряк четко проговорил:
— Капитан первого ранга, кавалер ордена «За боевые заслуги» Ричард Вэллери — судья, присяжный и палач. Скажите мне, Джон, что мне ответить, когда придет мой черед предстать перед судом Всевышнего?
Тиндалл растерянно молчал, но тут послышался настойчивый стук в дверь, контр-адмирал резко обернулся и, благодаря Провидение, едва слышно глубоко вздохнул.
— Войдите, — проговорил он.
Дверь распахнулась, вошел Брукс. При виде адмирала он замер и повернулся к стоявшей за ним белой фигуре, нагруженной бутылями, колбами и какими-то приборами.
— Подождите, пожалуйста, за дверью, Джонсон, — обратился он к санитару.
— Я позову вас, когда понадобитесь.
Закрыв дверь, он пододвинул себе стул и сел возле койки командира.
Нащупывая пульс больного, Брукс пристально посмотрел на Тиндалла. Он вспомнил слова Николлса, который говорил, что адмирал не слишком здоров. У Тиндалла ви в самом деле был усталый вид, вернее, не столько усталый, сколько несчастный... Пульс у Вэллери был частый, не правильный.
— Вы чем-то расстроили его, — укорил его Брукс.
— Я? Да что вы, док! — уязвленно произнес Тиндалл, — Ей-Богу, я не сказал ни слова...
— Он тут ни при чем, доктор. — Это говорил Вэллери. Голос его был тверд. — Он и слова не вымолвил. Виноват я. Ужасно виноват.
Брукс долгим взглядом посмотрел на Вэллери. Потом улыбнулся — понимающе, с состраданием.
— И вам нужно прощение грехов, сэр. Все дело только в этом, так ведь?
Тиндалл вздрогнул от неожиданности и изумленно уставился на старого доктора.
Вэллери раскрыл глаза.
— Сократ! — проронил он. — Как ты догадался?
— Прощение... — задумчиво повторил Брукс. — Прощение. А чье прощение?
Живых, мертвых или прощение Всевышнего?
Тиндалл вздрогнул опять.
— Вы что? Подслушивали под дверью? Да как вы смели?..
— Прощение их всех, док. Боюсь, задача не из легких.
— Да, вы правы, сэр. Мертвым вас нечего прощать. Вы заслужили одну лишь их признательность. Не забывайте, я врач... Я видел этих парней, которые плавали в море. Вы положили конец их страданиям. Что же касается Всевышнего... В писании сказано: «Господь дал, Господь взял. Да святится имя Его». Таково ветхозаветное представление о Господе, который берет, когда ему вздумается, и к дьяволу всякое милосердие и великодушие!
Брукс с улыбкой взглянул на Тиндалла.
— Не смотрите на меня с таким ужасом, сэр. Я вовсе не богохульствую.
Если бы Всевышний оказался таков, кэптен, то ни вам, ни мне да и адмиралу тоже он был бы ни к чему. Но вы знаете, что это не так... Вэллери слабо улыбнулся и приподнялся на подушке.
— Вы сами по себе превосходное лекарство, доктор. Жаль, что вы не можете говорить от имени живых.
— Нет, почему же? — Брукс шлепнул себя по ляжке и, что-то вдруг вспомнив, заразительно захохотал. — Нет, это было великолепно!
Он снова от души рассмеялся. Тиндалл с деланным отчаянием посмотрел на Вэллери.
— Простите меня, — заговорил наконец Брукс. — Минут пятнадцать назад несколько сердобольных кочегаров приволокли в лазарет неподвижное тело одного из своих сотоварищей, находившегося без сознания. Догадываетесь, чье это было тело? Корабельного смутьяна, нашего старого знакомца Райли.
