— Мам, как ты думаешь, Бог и правда есть?
Ручка на секунду замирает, и мама молчит, а потом произносит с улыбкой:
— Какие серьёзные вопросы тебе в голову пришли. — Потом снова молчит. — Ты задумался над этим вопросом после кораблекрушения?
Я ловлю эту ложную догадку и принимаю за основу.
— Ага! — отвечаю. — Мне просто интересно, во что ты веришь? Ты меня крестила, но в доме нет ни одной иконы. Поэтому я не понимаю. Дедушка с бабушкой же не верят, да?
— Да, — говорит мама. — Они росли в такое время, когда верить нельзя было, вот поэтому и неверующие. А что касается меня… Я никогда не задумывалась над этим вопросом. То, что я крестила тебе в детстве — не показатель моей веры. Я сделала этот обряд скорее… из любопытства. Положено было, вот и сделала. Если ты хочешь знать, как часто я обращаюсь к Богу в трудные минуты, вот отвечу что ни разу. Я как-то больше надеюсь на свои силы.
Я испытываю облегчение.
— То есть, ты думаешь, что после смерти нас ничего не ждёт?
Мама снова молчит, прежде чем ответить, а я играю пальцами с проводом от светильника, чьи лучики под стол почти не проникают.
— Ну почему же. Может, и ждёт. Ты не отчаивайся. Умрём — и увидим. Я думаю, что какое-то продолжение всё-таки есть.
Но я чувствую, что мама говорит это лишь потому, что боится меня напугать, разочаровать, разбить надежду. Сама она вряд ли верит в продолжение жизни. Шестое чувство зелёного ребёнка подсказывает мне.
— Мам, — осторожно спрашиваю я. — Можно я сниму крестик и оставлю только амулет?
— Это твой крестик. Ты вправе делать с ним всё что хочешь, — твёрдо отвечает мама, и мне становится ещё легче.
— И ты нисколько не расстроишься? — спрашиваю я.
— Почему я должна расстроиться? — почти смеётся мама.
— Ну не знаю. Подарок же.
— Это не подарок. Это просто амулет, который я купила тебе в церкви. Я не придаю ему столь серьёзного значения, чтобы ругаться за его исчезновение. Ты можешь верить во что хочешь. В Бога, в Будду, в Аллаха, можешь не верить ни во что. Это твоё право.
Мне становится легко на душе.
— Я люблю тебя, мам, — говорю я. И эти слова могу произнести только одному человеку на земле. Если бы папа был жив, то — двум.
— Иди сюда, мой маленький монстрик с Марса, нежно произносит мама и отодвигается в кресле. Я подтягиваюсь за планку стола и оказываюсь прямо у неё на коленях. Она обнимает меня и целует в щёку рядом с носом.
Мне хорошо, и я не стесняюсь.
Никто же не видит.
Позже в комнате я отцепляю с шеи крестик и убираю его в шкатулку, где храню все старые и важные для меня вещи.
На мне остаётся лишь амулет Природы.
* * *
Когда Володька входит в дом, он с отвращением морщится. Ещё бы, повсюду разливается вонь жарящейся курицы. Мне тоже не по себе. Со ступенек слетает мама, видит тётю Свету и Володьку, и впопыхах произносит:
— Здравствуйте! Проходите к диванам. Мы сейчас будем накрывать на стол. Извините, я тут всё бегаю. Но через минуту буду ваша! Никита, усади пока гостей.
С этими словами мама скрывается за дверью в кухню. Я вижу растерянное выражение лица тёти Светы и закрываю за ней дверь.
— Так, ребята, — тихо шепчу я. — Играем по их правилам. Если сказали — обед, значит — обед. Вы пришли рано, они не успели толком ничего приготовить, но думают, что целью сегодняшней встречи будет именно обед. Нажраться, посмеяться и разойтись.
Тётя Света снимает обувь и проходит на диванчик за стол в гостиной. Она немного адаптируется к обстановке, и садится.
— Ты должен был сказать, что есть серьёзный разговор, — говорит она. — И что обеды всякие не нужны.
— Это вы сами ей всё скажете, — говорю я. — Я вчера еле-еле поведал о вашем визите.
— Да ты говоришь как галантный кавалер, — улыбается тётя Света.
Я смущённо улыбаюсь и плюхаюсь в кресло, мысленно слышу, как Володька здоровается с Каштаном, хотя рассматривает сервиз на столе.
— Как вы собираетесь начать разговор? — шепчу я.
— Увидишь, — подмигивает тётя Света.
— Ох, — я откидываюсь на спинку и тревожно смотрю в потолок. — Она не поймёт. Особенно, когда вы скажете, что зелёные дети часто умирают.
— Они не просто часто умирают, — хмуро заявляет Володька. — Они вообще редко доживают до шестнадцати лет.
Я хлопаю себя по лбу.
— Кажется, разговор сегодня не задастся.
— Погоди-погоди, — тётя Света машет руками. — Вот именно это твоей маме узнавать сегодня не обязательно. Сегодня достаточно, чтобы она поняла, что ты не такой, как все. Информация должна приходить постепенно.
— Хоть это… — но не успеваю договорить, в гостиную уже вносят чашку с картофельным пюре.
Мама ставит её посреди стола, при этом улыбка вот-вот разорвёт губы. Я верю в искренность этой улыбки, гостей у деда не было давно.
— Ну что же вы суетитесь, — машет руками тётя Света. — Мы могли же просто попить чаю.
— Ничего-ничего, — машет руками в ответ мама. — Гостей мы давно не встречали.
— Давайте я хоть вам помогу, — находится тётя Света.
— Это замечательная идея, мам! — восклицает Володька. — А Никитос мне пока покажет свою комнату.
— Да-да! — соглашается моя мама. — Никита, ну-ка проведи Володе экскурсию.
И я провожу. Показываю комнату, хотя у Володьки был в его обители лишь раз, и то, когда тётя Света вносила его в комнату после неудачного путешествия по уровням. Моя комната Володьке почти неинтересна. На компьютер он даже и не смотрит, хотя тот является главной атрибутикой моей берлоги. А вот лестница на крышу привлекает его внимание. И вот мы уже чешем подошвы босых ног о черепицу, двигаясь к Каштану.
Как тебе живётся тут, брат? — спрашивает Володька, задрав голову, посматривая на крону Дерева.
В общем и целом не жалуюсь, — приветливо отвечает Каштан.
Никитка тут тебя не обижает? — Володька косится на меня, и я просто покатываюсь со смеху. Смеётся и Каштан.
Никита и мухи не обидит. Он хороший ученик, — говорит с любовью Каштан.
Мы ещё болтаем с Каштаном о пустяках. Кажется, здесь Володьке нравится больше, чем в моей комнате. А потом мама зовёт нас за стол.
* * *
— Наш Никита устраивает причуды, поэтому не ест некоторые блюда, — улыбается мама, накладывая себе пюре и цепляя куриное крылышко. Стол уже заставлен посудой настолько, что она вот-вот упадёт. Рядом с курицей Эйфелевой башней возвышается бутылка красного вина. Я не знаю, можно ли вино зелёным детям, но предполагаю, что нет. Очень даже нет, потому что его запах вызывает во мне тошноту не хуже чем готовящийся шашлык.
