Потребовалось заменить несколько досок обшивки, и работу начали немедленно. Когда стемнело, зажгли факелы — работу следовало продолжать до тех пор, пока ей не положит конец новый прилив. Когда это произошло, сэр Фрэнсис отправился ужинать в свое новое жилище, а Хэл получил приказ закрепить корпус на ночь. Факелы погасили, и Нед повел людей к запоздалому ужину.
Хэл не был голоден. Его аппетит был совсем иного рода, но пройдет еще по меньшей мере час, прежде чем он сможет его удовлетворить. Оставшись на берегу, он принялся разглядывать «Чайку» через узкую полоску воды. Казалось, там все стихло на ночь. Шлюпки лежат на воде вдоль бортов, но ведь нужно совсем немного времени, чтобы поднять их и выйти в открытое море.
Хэл повернулся и пошел среди деревьев. Прошел к орудиям, негромко поговорил с теми, кто был на вахте у кулеврин. Снова проверил готовность каждой, убедившись, что все они нацелены на темный корпус «Чайки», видной в звездном свете на спокойной темной воде лагуны.
Некоторое время Хэл сидел рядом с Большим Дэниелом, свесив ноги в орудийный окоп.
— Не волнуйтесь, мистер Генри. — Даже Дэниел совершенно естественно перешел на новую и гораздо более уважительную форму обращения. — Мы с этого рыжебородого ублюдка глаз не спустим. Можете идти ужинать.
— Когда ты в последний раз спал, Дэниел? — спросил Хэл.
— Обо мне не беспокойтесь. Вахта скоро сменится. Я передам ее Тимоти.
У своей хижины Хэл застал Аболи; тот сидел у костра неслышно, как тень, и ждал его с миской жареной утки, кусками хлеба и кружкой слабого пива.
— Я не хочу есть, Аболи, — сказал Хэл.
— Ешь. — Аболи сунул ему в руки миску. — Тебе понадобятся силы для ночной работы.
Хэл взял миску и попытался понять выражение лица Аболи и по нему истолковать подлинный смысл его слов. Отсветы пламени прыгали по черным, загадочным, как у языческого идола, чертам, проявляя татуировку на щеках, но глаза оставались непроницаемыми.
Хэл кортиком разрезал тушку утки и предложил половину Аболи.
— А какая у меня работа ночью? — небрежно спросил он.
Аболи пожал плечами, оторвал кусок мяса и принялся жевать.
— Ты должен быть осторожен. Смотри не поцарапайся о колючую изгородь, где ты пролезаешь каждую ночь.
Челюсти Хэла застыли, он перестал ощущать вкус утки.
Должно быть, Аболи обнаружил за хижиной Катинки тайный лаз, который оставил для себя Хэл.
— Давно ты знаешь? — спросил он с набитым ртом.
— Разве я мог не знать? — ответил вопросом Аболи. — Когда ты смотришь в том направлении, у тебя глаза как полная луна, и я слышал ночью с кормы твои крики, как рев раненого буйвола.
Хэл был ошеломлен. Ведь он так старался быть осторожным и предусмотрительным.
— Как ты думаешь, отец знает? — со страхом спросил он.
— Ты все еще жив, — ответил Аболи. — Если бы знал, ты бы не был жив.
— Ты никому не скажешь? — прошептал Хэл. — Особенно ему?
— Особенно ему, — согласился Аболи. — Но смотри не выкопай себе могилу той лопатой, что у тебя меж ног.
— Я люблю ее, Аболи, — прошептал Хэл. — Не могу спать из-за мыслей о ней.
— Я слышал, как ты не спишь. Мне показалось, что ты разбудишь весь экипаж своей бессонницей.
— Не смейся надо мной, Аболи. Я умру без нее.
— Тогда мне придется спасти твою жизнь и отвести тебя к ней.
— Ты пойдешь со мной?
Это предложение ошеломило Хэла.
— Подожду у дыры в ограде. Буду караулить. Тебе может понадобиться помощь, если муж найдет тебя на том месте, где хотел бы быть сам.
— Жирное животное! — яростно сказал Хэл, ненавидя этого человека всем сердцем.
— Может, и жирное. Хитрое — почти наверняка. Могущественное — несомненно. Не надо его недооценивать, Гандвейн. — Аболи встал. — Пойду первым, чтобы убедиться, что путь свободен.
Вдвоем они неслышно зашагали в темноте и остановились у изгороди за хижинами.
— Не надо ждать меня, Аболи, — прошептал Хэл. — Возможно, пройдет немало времени.
— Будь иначе, ты разочаровал бы меня, — ответил Аболи на своем родном языке. — Запомни мой совет, Гандвейн, ибо он пригодится тебе во все дни твоей жизни. Страсть мужчины подобна огню в высокой сухой траве: она горяча и яростна, но быстро проходит. А женщина подобна котлу колдуна: котел должен долго стоять на огне, прежде чем можно будет произнести заклинание. Будь быстр во всех делах, только не в любви.
Хэл вздохнул в темноте.
— Почему женщины так отличаются от нас, Аболи?
— Поблагодари за это своих богов и моих тоже. — Зубы Аболи блеснули в улыбке. Он подтолкнул Хэла к отверстию. — Если позовешь, я буду здесь.
В ее хижине еще горела лампа. Сквозь щели пробивался желтый свет. Хэл прислушался у стены, но никаких голосов не услышал. Он подобрался к полуоткрытой двери. Заглянул, увидел большую, на четырех столбиках, кровать, которую его люди перетащили из каюты Катинки на «Решительном». Полог был задернут, чтобы защититься от насекомых, и Хэл не мог быть уверен, что за ними всего один человек.
Он беззвучно вошел и подступил к кровати, а когда прикоснулся к занавеске, в ее разрезе показалась маленькая белая рука и схватила его.
— Молчи, — прошептала Катинка. — Ни слова.
Ее пальцы ловко пробежали по его рубашке, расстегивая и стягивая ее, потом ее ногти впились ему в грудь.
Одновременно она прижалась губами к его рту. Раньше она никогда не целовала Хэла, и его поразили теплота и мягкость ее губ. Он хотел взять ее груди, но она перехватила его запястья и прижала к бокам, а тем временем ее язык проник к нему в рот и изогнулся там, как живой угорь, дразня его и неслыханно возбуждая.
Затем, по-прежнему не отпуская его рук, она уложила Хэла на спину. Быстрые пальцы расстегнули его молескиновые брюки, потом в облаке шелков и кружев она оседлала его и прижала к скользкому шелку простыни. Не прибегая к помощи рук, она поерзала, нашла то, что искала, и впустила в свое тайное тепло.
Много позже Хэл погрузился в глубокий сон, подобный смерти.
Его разбудила настойчивая рука на его обнаженной руке, и он тревожно вздрогнул.
— Что… — начал он, но рука зажала ему рот и заглушила следующие слова.
— Гандвейн! Не шуми. Возьми одежду и иди за мной. Быстрее!
Хэл скатился с кровати, стараясь не разбудить женщину, и нашел брюки там, куда она их бросила.
Оба молчали, пока не пробрались через отверстие в изгороди. Тут они остановились, и Хэл, посмотрев на небо, по положению Южного Креста над горизонтом определил, что до рассвета еще час. Пора, когда у человека меньше всего сил. Хэл оглянулся на темную фигуру Аболи.
