– А ну их всех к черту, – повторил хмельной голос в углу и затянул: – Прочь от меня, докучные заботы…
Воздух наполнился протяжным свистом боцманских дудок, на палубе зазвучали команды.
– На борт поднялся капитан, – заметил кто-то. Офицер выглянул в дверную щелку.
– Неустрашимый Фостер, – сообщил он.
– Вот уж кто все жилы вытянет, – сказал толстый молодой человек, удобно прислонившийся к переборке. Снова засвистели дудки.
– Харви, из дока, – сообщил наблюдатель. Тут же последовал третий капитан.
– Черный Чарли Хэммонд, – сказал наблюдатель. – У него такой вид, словно он потерял гинею и нашел шестипенсовик.
– Черный Чарли?! – воскликнул кто-то, вскакивая и опрометью бросаясь к двери.– Дайте-ка глянуть! Он самый! По крайней мере, один молодой человек на экзамен не останется. Я и так знаю, что он мне скажет. «Еще шесть месяцев в море, сэр, и как, вы посмели, черт вас дери, явиться на экзамен с такими знаниями». Черный Чарли никогда мне не простит, что я уронил его любимого пуделя с борта тендера в Порт-оф-Спейн. Он тогда был первым на «Пегасе». Прощайте, джентльмены. Кланяйтесь от меня экзаменационной комиссии.
С этими словами молодой человек вышел. Все видели, как он объясняется с вахтенным офицером и подзывает лодку, чтоб вернуться на свой корабль.
– Одним меньше, – сказал ученый офицер. – В чем дело, любезный?
– Комиссия приветствует вас, господа, – сказал посыльный – морской пехотинец, – и приглашает первого молодого джентльмена.
Все смутились – никто не хотел быть первой жертвой.
– Тот, кто ближе к двери, – предложил пожилой помощник штурмана. – Будете добровольцем, сэр?
– Я буду Даниилом, – в отчаянии произнес бывший наблюдатель. – Вспоминайте меня в своих молитвах.
Он пригладил мундир, расправил галстук и вышел. Остальные ждали в полном молчании, нарушаемом лишь редким бульканьем – мичман-забулдыга прикладывался к бутылке. Прошло целых десять минут, пока вернулся кандидат на повышение. Он пытался изобразить улыбку.
– Еще шесть месяцев в море? – спросил кто-то.
– Нет, – последовал неожиданный ответ. – Три! Велели послать следующего. Идите вы.
– Но о чем они вас спрашивали?
– Сначала они попросили меня определить локсодромию… Советую вам не заставлять их ждать. – Человек тридцать офицеров тут же вытащили свои тетради, чтоб перечитать про локсодромию.
– Вы пробыли там десять минут, – сказал ученый офицер, глядя на часы. – Нас сорок, по десять минут на каждого… да они и к полуночи не управятся.
– Они проголодаются, – сказал кто-то.
– И съедят нас с потрохами, – добавил другой.
– Может, они будут допрашивать нас партиями, – предложил третий, – как французские трибуналы.
Слушая их, Хорнблауэр вспоминал о французских аристократах, шутивших у подножия эшафота. Кандидаты уходили и возвращались, одни – подавленные, другие – улыбались. В каюте стало просторнее. Хорнблауэр нашел свободный кусок палубы, сел, вытянул ноги и беспечно вздохнул. Не успел он этого сделать, как понял, что притворяется сам перед собой. Его нервы были на пределе. Наступала зимняя ночь; какой-то добрый самаритянин прислал пару интендантских свечей, слегка осветивших темноту каюты.
– Сдает один из трех, – сказал ученый офицер, вставая. – Как бы мне оказаться третьим.
Ученый офицер вышел, и Хорнблауэр встал – следующая очередь его. Он шагнул в темноту на полупалубу и вдохнул прозрачный свежий воздух. Слабый бриз дул с зюйда, охлажденный снежными вершинами Африканского Атласа. Ни луны, ни звезд не было. Ученый офицер вернулся.
– Быстрей, – сказал он. – Они нервничают. Хорнблауэр прошел мимо часового в кормовую каюту; она была ярко освещена, он заморгал и обо что-то споткнулся. Тут он вспомнил, что не поправил галстук и не проверил, ровно ли висит шпага. Он продолжал растерянно моргать. Три мрачных лица смотрели из-за стола.
– Ну, сэр? – произнес суровый голос. – Доложитесь. У нас нет времени.
– Х-хорнблауэр, сэр. Г-горацио Х-хорнблауэр. Мичман, то есть исполняющий обязанности лейтенанта Его Величества судна «Неустанный».
– Характеристики, пожалуйста,– произнес сидевший справа.
Хорнблауэр протянул капитанам бумаги и ждал, пока они их изучат. Тут неожиданно заговорил сидевший слева:
– Вы идете в крутой бейдевинд левым галсом, мистер Хорнблауэр, лавируя в проливе против штормового норд-оста в двух милях к норду от Дувра. Это понятно?
– Да,сэр.
– Теперь ветер заходит на четыре румба и лобовой порыв застает вас врасплох. Что вы делаете, сэр? Что вы делаете?
Если Хорнблауэр о чем и думал в этот момент, то только о локсодромии. Вопрос в лоб застал его врасплох не хуже ветра в описанной ситуации. Он открыл и снова закрыл рот.
– Вы уже потеряли мачту, – сказал сидевший посредине смуглолицый капитан – Хорнблауэр заключил, что это Черный Чарли Хэммонд. Об этом он мог думать, а вот об экзамене – никак.
– Потеряли мачту, – повторил сидевший слева. Он улыбался, словно Нерон, наслаждающийся предсмертными муками христианина, – а скалы Дувра с подветренной стороны. Вы в затруднительной ситуации, мистер э… Хорнблауэр.
Вот уж действительно. Рот Хорнблауэра открылся и закрылся. В полном отупении он услышал глухой пушечный выстрел где-то неподалеку, но он не обратил внимания. Комиссия тоже ничего не сказала. Через минуту, однако, последовала целая серия выстрелов. Капитаны вскочили на ноги. Без всяких церемоний они выбежали из каюты, сбив с ног часового, Хорнблауэр – за ними. Как только они выскочили на шкафут, в ночное небо взмыла ракета и рассыпалась водопадом красных брызг – тревога! Над водой стоял барабанный бой, на всех кораблях командовали по местам. Возле левого борта, оживленно переговариваясь, толпились оставшиеся кандидаты.
– Смотрите, – сказал кто-то.
В полумиле от них темная вода осветилась желтоватым светом. Свет приближался, и вскоре все увидели объятый пламенем корабль. Он на всех парусах несся прямо к якорной стоянке.
– Брандеры!
– Вахтенный! Сигнальте моей гичке! – заорал Фостер. Цепочка брандеров неслась по ветру, прямо на тесно стоящие корабли. На «Санта Барбаре» поднялась суматоха: матросы и морские пехотинцы высыпали на палубу, капитаны и кандидаты подзывали лодки. Оранжевое пламя осветило воду, раздался рев бортового залпа – какое-то судно палило по брандеру, пытаясь его потопить. Стоит одному из этих пылающих остовов коснуться, пусть на секунду, стоящего на якоре корабля, пламя перекинется на сухую, крашеную древесину, на просмоленный такелаж, на паруса, и уже ничто его не остановит. Для легковоспламеняющихся кораблей, начиненный взрывчатыми веществами, огонь – страшнейшая из морских опасностей.
