Лейтенант Фелимор с плохо скрываемой тревогой посмотрел на своего сумрачного партнера. Он от души сочувствовал неудачам Бобрина, хотя и не одобрял его действий, включая и ухаживание за своей невестой. Последнее он прощал потому, что понимал, как трудно устоять перед этой необыкновенной девушкой.
— Удивительная погода, мистер Бобрэн, — сказал он, чтобы начать разговор и отвлечь коллегу от неприятных мыслей.
— Что в ней удивительного? Обыкновенное состояние атмосферы в этих широтах. Эх, скорей бы все кончилось!
— Ну, что вы! Такое плавание, все, что с нами случилось, так необыкновенно! Я уверен, что мало людей и кораблей во всей истории мореплавания, с которыми произошло что-либо подобное. Нет, мистер Бобрэн, вы просто не в духе. Это пройдет, останется только наше чудесное плавание. — Он засмеялся от избытка переполнявшей его радости. — Возможно, вы привыкли ко всему, что случается с вашим «Орионом». Хотя разве можно быть равнодушным к необыкновенному? Нет, мистер Бобрэн. Ваш сплин развеют ветры океана, и вы тогда посмотрите на все другими глазами. Ведь только подумать, что все началось для меня с встречи с двумя русскими моряками. Никогда не думал, что именно с ними будут связаны мои самые лучшие дни. Хотя сэр Ольфтон, не плохой в общем старик, уверен, что жестоко наказал меня, и сейчас, наверное, его, беднягу, мучают угрызения совести.
С бака донесся дуэт впередсмотрящих:
— Обла-а-ка! Пра-а-ва по носу-у!
Фелимор умолк, прислушался и спросил:
— Что они поют?
— Про облако на горизонте.
— Ах да! Смотрите! Какое прекрасное облако!
Бобрин усмехнулся:
— Такое прекрасное облако может снести весь наш рангоут. Я давно его вижу, — соврал Стива. — Возможно, пройдет по корме.
— Я увлекся и не заметил. Вы знаете, я очень увлекающийся человек и, как ни странно, открыл это в себе совсем недавно.
— После встречи с Элен?
— Несколько позже. Хотя всегда был, видимо, таким. Мальчишкой убегал в Америку.
— Я тоже!
— О!
Они замолчали, не спуская глаз с облака, превратившегося на глазах в грозную тучу. На палубе стало тихо, матросы без команды заняли свои места, поглядывая на мостик: их взгляды говорили, что самая пора заняться парусами.
— Не успеем, — сказал лейтенант Фелимор.
— Проскочим! — Бобрин и сам видел, что шквальное облако скоро накроет клипер, но все же, чтобы настоять на своем, повторил: — Проскочим.
— Не глупите, убирайте паруса, сэр!
— Знаю, черт возьми!
Срывающимся от волнения голосом гардемарин подал наконец команду:
— Все наверх, паруса убрать!..
Засвистели боцманы, прежде чем передать команду в жилые палубы. Матросы пулей вылетали наверх. На мостик вбежал старший офицер: при команде «Все наверх» он брал на себя управление кораблем. Недовольно поморщившись, Николай Павлович отдавал команды, поглядывая на грозное облако. Стива Бобрин занял по расписанию место у своей мачты и с замершим сердцем тоже смотрел то на облако, то на матросов, которые с необыкновенной быстротой поднимались по вантам, зная, что грозит кораблю, если они не уберут за считанные минуты паруса, и крыли его и всех его родственников до девятого колена, как это умеют делать только русские моряки.
Гарри Смит тоже кинулся к вантам и стал подниматься вслед за Зуйковым на грот-мачту. Зуйков всегда лазил в свое поднебесье босиком, его задубевшие, коричневые подошвы со следами накрепко въевшейся смолы так и мелькали в глазах у Гарри Смита, когда он вскидывал голову.
— Давай, давай, Гринька! — подбадривали его матросы, уже работавшие на нижних реях. — Нажимай!
Гарри Смит добрался до марсовой площадки и остановился, держась за ванты, стараясь не смотреть вниз. Мимо него проскользнул Брюшков, бросив на ходу:
— Что, слаба гайка, это тебе… — Ветер унес окончание фразы.
Гарри Смит не понял ни слова, но уловил явную насмешку, теперь его ничем уже нельзя было остановить, он уцепился за грот-степ-ванты и стал карабкаться дальше, туда, где скрылся из глаз Зуйков. Старший матрос с «Грейхаунда» никогда не служил на больших парусниках и, только попав на «Орион», стал учиться брать рифы на гроте. Наглый взгляд Брюшкова, его тон подстегнули Гарри Смита. Вначале он просто хотел добраться до марса и спуститься со всеми, а сейчас задета была его честь, и он решил подняться до самого грот-трюмселя — верхнего паруса на грот-мачте, чего бы это ему ни стоило, чтобы этот гладкий зубоскал узнал, что и он, Гарри Смит, замешан из крутого теста на морской воде!
Матросы давно разбежались по реям и с кажущейся неторопливостью убирали паруса. Пока Гарри Смит одолел грот-стен-ванты, т. е. две трети высоты грот-мачты, матросы уже спускались на палубу. «Орион» под одним фор-стенга-стекселем, потеряв ход, ожидал шквала, покачиваясь на волнах.
Гарри Смита то прижимало к вантам, то стремительно бросало навстречу падавшему на него морю. Он стал осторожно спускаться. Зуйков задержался возле него:
— Давай, Гринька, под гору легче. Вниз не смотри, снесет, как осенний лист.
Мимо мелькнул Брюшков, крикнув что-то насмешливое.
Стихнувший было ветер ударил клипер с такой силой, что тот сильно накренился. Гарри Смит повис на руках, чувствуя, что сейчас пальцы его разожмутся и он полетит в закипевшую внизу воду. В этот миг Зуйков, напрягшись, юркнул по другую сторону вант, лежа на них, схватил Гарри Смита за рубаху и, притянув к вантам, крепко обхватил за пояс. Рулевые привели корабль к ветру, мачта выровнялась, и Зуйков, весело скаля прокуренные зубы, стал спускаться, в трудные секунды поддерживая Гарри Смита. Старший матрос «Грейхаунда» уже взял себя в руки, на улыбку отвечал улыбкой и кричал:
— Гуд, харош, мистер Спиря! — Но слов его не было слышно: разноголосо свистел ветер, хлестал дождь.
Когда они поравнялись с грот-брам-реей, Зуйков увидел, что нижняя шкаторина паруса полощется по ветру. Ее закрепили плохо или лопнули галсы. Пройдет еще минута — и ветер сорвет парус.
— Давай вниз, а я… — он показал глазами на еле видимую сквозь пелену дождя рею и выждав, когда немного стихнет ветер, перебрался на нее. Гарри Смит полез за ним, и они вдвоем быстро закрепили на рее мокрое полотнище паруса.
По скользкой, уходящей из-под ног, залитой потоками воды палубе они подошли к подветренному борту. Мокрые до последней нитки матросы встретили их одобрительным молчанием и раздвинулись, освобождая место в середке. Гарри Смит опустился на корточки и прислонился спиной к фальшборту, зная, что с этой минуты он уже не гость, а равный среди равных.
