Выпустите его! — приказал Микальсен боцману, стоявшему в стороне. Щелкнул замок. Боцман открыл дверь.
Выходи, Скруп!
Матрос показался на пороге. Бромсет спросил его:
— Ты зачем бросился с ножом на врача? Тусклые глаза Скрупа сверкнули, он весь собрался,
оглянулся и быстро, срывающимся голосом, заговорил:
— Баба на корабле. Ее убить надо. Она гибель нам несет. Убить!
Он сунул руки в карман за ножом, но, не найдя его, крикнул:
— Я задушу ее'
Скруп ринулся бежать, но, встретив кулак Бромсета, отлетел в карцер и ударился головой о железную переборку.
— Зачем вы? — поморщился Северов.
Матрос поднялся на • ноги. Губы и нос кровоточили. Бромсет сказал ему:
— Иди ко мне. Вздумаешь бежать, хуже будет. Утоплю!
Скруп подошел к гарпунеру, закрывая руками нижнюю часть лица. Между пальцами сочилась кровь.
— Я отведу его сам, — сказал Бромсет Северову и Микальсену. — Так будет спокойнее.
Только не бейте, — попросил Северов.
Ничего с ним не случится, — ответил Бромсет и, взяв Скрупа за руку, удалился.
Капитаны вышли на палубу. Морось перешла в дождь, но работа на базе не прекращалась. Из-за борта продолжали лебедками поднимать полосы и огромные куски жиру. Северов долго наблюдал за работой резчиков на туше. Сверху они казались муравьями, пытающимися разобрать гору.
Затем он спустился в жиротопный завод. Микальсен провел его мимо котлов, сложной системы труб, вакуумов. В электрическом свете горели бронзой манометры, сверкали стеклянные трубки с делениями. В трубках двигалась желтоватая густая жидкость. «Вытопленный жир», •— догадался Северов. В заводе было душно. Тошнотворно пахло жиром, от горьковатой сизой дымки чада першило в горле.
Капитан-директор объяснял процесс вытопки жира, но так бегло, что получить точное представление было невозможно.
Иван Алексеевич задал несколько вопросов. Микальсен ответил на них уклончиво, и Северов больше вопросов не задавал.
Когда они вышли на палубу, Северов с удовольствием глотнул свежего воздуха и ощутил на лице дождевые капли и дыхание мокрого ветра. Тошнота, которая стала его одолевать в заводе, прошла.
Распрощавшись с Микальсеном, капитан ушел в свою каюту. Он сбросил плащ и фуражку, присел за письменный стол, раскрыл дневник, чтобы сделать запись, — привычка, заимствованная у отца. Написав несколько страниц об охоте и разделке китовой туши, Северов дошел до сообщения Захматовой о Комбарове и отложил ручку, задумался. Ошиблась или кет Захматова? Он не спросил у Микальсеиа о Комбарове, чтобы не вызвать подозрения.
«Запрашивать о нем по радио базы губком партии нельзя, — размышлял Северов. — Напишу письмо секретарю губкома и передам его с первым встречным пароходом, идущим в Петропавловск». Северов решил зорче наблюдать за всем, что происходит вокруг него.
В каюту вошел Джо.
Ну, как Журба? — спросил Северов.
Бредит, плохо ему, — печально сказал Мэйл. — Сейчас наше судно уходит на охоту. Вы пойдете с нами?
- Нет. Иди один. - Северов подошел к Мэйлу, взял его за плечи. - Я знаю, что тебе трудно среди чужих, но потерпи, Джо. Скоро будем вместе. Ну, иди, счастливого плавания.
Мэйл ушел. Северов вернулся к письму.
3
Подгоняя притихшего Скрупа, гарпунер вместе с ним спустился по осклизлому штормтрапу на китобоец. На палубе было тихо и пустынно. Команда отдыхала. Лишь у спардека, прячась от дождя, вахтенный попыхивал
трубкой.
Когда подойдут китобойцы, — сказал ему Бром- сет, — сразу мне доложи.
Хорошо, сэр! — откликнулся вахтенный.
Рядом с судном, на китовой туше, по-прежнему шла работа. Оттуда доносились голоса резчиков, рокот лебедок. Светлые куски жира время от времени проплывали вверх.
Бромсет толкнул Скрупа в спину:
— Вперед!
Матрос покорно подчинился. Он все еще прикрывал рукой нижнюю часть лица. Юрт ввел его в свою маленькую каюту и включил свет. С узкого и короткого диванчика вскочил Комберг и сунул руку в карман. Вид у него был испуганный. Маленькие, глубоко сидящие под большим лбом глаза сверлили взглядом коротконогого Скрупа.
—- Что за ублюдка вы привели, Бромсет? — проговорил Комберг, успокаиваясь. Он опустился на диван, взял со стола недопитый стакан. Тут же стояла почти полностью опорожненная бутылка.
«Пьяница, — презрительно отметил гарпунер. — Пьет в одиночку».
Комберг жадно, большими глотками осушил стакан, со стуком опустил его на стол, ладонью вытер губы и посмотрел на Юрта:
Ну!
У вас галлюцинации. Вам даже забыли передать
привет.
Значит, тихо там? — Комберг ткнул пальцем в потолок, подразумевая базу.
Было бы тихо, если... — Бромсет стряхнул с бороды капельки дождя и бросил гневный взгляд на Скрупа, стоявшего у двери и осторожно обтиравшего лицо. Руки у него дрожали.
Кто его так загримировал? — с любопытством спросил Комберг, разглядывая разбитое лицо Скрупа.
Губы матроса распухли так, что стали похожи на большие сырые отбивные, рассеченный подбородок покрывала запекшаяся кровь, нос потерял свою форму.
Садись сюда, — Бромсет указал матросу место рядом с Комбергом, а сам опустился в кресло напротив.
Я мог бы тебя убить или утопить, но того, что ты получил, пока хватит. Согласен?
Скруп кивнул. Его тусклые глаза с испугом смотрели на гарпунера.
Юрт говорил:
— Будешь вести себя, как девственница в пансионе. Понятно?
Скруп опять кивнул. Гарпунер рассердился:
— Что болтаешь головой, как китайский болванчик? Отвечай!
Матрос открыл рот, и его лицо исказилось от боли. Передние зубы у Скрупа были выбиты. Вместо них виднелись кровоточащие десны.
«Хороший удар», — с удовлетворением подумал Бромсет и махнул рукой:
— Ладно. Захлопни свою пасть. На базу не смей подниматься, иначе...
Бромсет снова сжал свой кулак, и его усы и борода дрогнули в недоброй улыбке. Скруп испуганно откинулся назад. Гарпунер засмеялся:
— Не бойся. Я еще успею вытряхнуть из тебя душу. Он, не поднимаясь с кресла, дотянулся до шкафчика,
достал оттуда бутылку виски, отвинтил пробку и, налив полный стакан, протянул Скрупу:
— Пей!
Матрос осторожно приоткрыл губы и медленно стал тянуть вино.
В дверь постучали. На окрик Бромсета вошел вахтенный в блестящем от дождя черном плаще и зюйдвестке:
— Три китобойца пришвартовались, сэр. Каждый привел по туше!
Бромсет встал.
— Идем, Скруп.
Они вышли следом за вахтенным...
