— Возраст у парня подходящий, — сказал он, пожав плечами. — Остальное не мое дело.
— Но судно принадлежит тебе!
— Такова воля его отца, и я не вправе вмешиваться в отношения отца и сына. Как называется корабль, моя дорогая?
— «Амелия».
Мой ответ его удивил. Оттопырив нижнюю губу и зажав ее по привычке между большим и указательным пальцами, отец погрузился в раздумья.
— Что случилось? С ней что-то не так?
— С «Амелией»? Нет-нет, с ней все в порядке. Все мои суда надежны. Экономить на безопасности себе в убыток.
— А капитан Томас? Он не злой человек?
— Человек как человек, — снова пожал плечами отец. — Раньше он служил в Королевском флоте, так что дисциплина у него в команде хоть куда. Не учитель танцев, конечно, но и тираном его никак не назовешь.
— Тогда в чем же дело?
— Просто я немного озадачен выбором мистера Дэвиса. Для его сына это первое плавание все-таки. Но, полагаю, выживет твой Уильям. — Он рассмеялся. — Море — суровая школа, пусть привыкает смолоду, раз уж решил посвятить этому жизнь.
Что-то фальшивое почудилось мне в его смехе. И хотя он улыбался мне, ласково прикоснувшись к щеке, чтобы поправить выбившуюся прядь волос, я знала, что отец лжет. Не сказав больше ни слова, я выбежала из конторы и бросилась к причалу, чтобы предупредить Уильяма. «Амелия» перевозила чернокожих невольников. Я была уверена в этом.
Но я опоздала. В том месте у пирса, где она стояла, плескались холодные волны. «Амелия» уже вышла в море, воспользовавшись полуденным приливом.
Я бродила по причалу и горевала, не обращая внимания на оклики друзей и приветствия знакомых моряков. Я не могла представить себе свою жизнь без Уильяма. Опустела не только его комната в «Семи звездах»; казалось, без него опустел весь город. Его отправили в море на невольничьем корабле. Я чувствовала себя виноватой. Я должна была спасти его.
Роберт нашел меня на причале. Был полный прилив, я сидела на деревянном помосте, уставившись на мутную воду гавани.
— Идемте, мисс Нэнси. Я совсем с ног сбился, пока разыскивал вас. — Он окинул участливым взглядом мое грязное, заплаканное лицо. — Пойдемте домой, мисс Нэнси, вам надо привести себя в порядок. Ваш отец ожидает важных гостей и желает, чтобы вы предстали перед ними в лучшем виде.
«Важными гостями» оказалась миссис Уилкс. Для меня она навсегда останется просто миссис Уилкс. Я ни разу не назвала ее мамой или хотя бы миссис Кингтон. Я никогда не любила ее. У нее было лицо, похожее на прокисшее тесто, сморщенный ротик и глазки, как две потускневшие от времени трехпенсовые монеты. В тот вечер она сидела за столом напротив отца, и ни у кого из присутствующих не возникло ни тени сомнения в том, что очень скоро эта самоуверенная особа станет новой хозяйкой нашего дома.
После смерти моей матери отец более десяти лет не решался вновь связать себя брачными узами, а тут вдруг надумал жениться. Признаться, меня удивил его выбор, хотя уже тогда я понимала, что это брак по расчету и ни о каких нежных чувствах нет и речи. Миссис Уилкс была состоятельной женщиной, вдовой Бенджамина Уилкса, бывшего партнера моего отца. Когда тот скоропостижно скончался от апоплексического удара прямо посреди Корн-стрит, многие судачили, что это она свела его в могилу бесконечными придирками. Уж не знаю, доходили ли до отца подобные слухи, но в любом случае он был не из тех, кто учитывает досужие домыслы при заключении сделки. Объединение капиталов было исключительно выгодным делом и позволяло сосредоточить в одних руках полный контроль над компанией. Любовь, как я уже говорила, в расчет не принималась.
Перемены в доме начались еще до свадьбы. Мне повезло немного больше, чем собакам, сразу же выкинутым из комнат на конюшню, и чем Роберту, которого в конечном счете выдворили туда же. Будь он помоложе и посимпатичней, мог бы сопровождать миссис Уилкс в ее походах по магазинам, шествуя следом за ней с покупками в пышном парике и ливрее. Но от этой затеи ей пришлось отказаться. Высокий, могучего телосложения, со шрамами на лице и большими, цвета темного янтаря, глазами, Роберт плохо подходил на роль пажа-негритенка. К тому же он был мулатом, а не чистокровным негром, и кожа его показалась хозяйке недостаточно черной. (Дамы предпочитали, чтобы у их африканских слуг кожа была черной как смоль. ) Она обозвала его неуклюжим переростком с собачьими зенками и потребовала, чтобы отец кому-нибудь продал Роберта или отправил обратно на плантацию. Но тот отказался исполнить ее каприз — ведь Роберт был не рабом, а свободным человеком. Отсылать его на Ямайку отец тоже не захотел, но согласился скрепя сердце перевести в конюхи. Впрочем, решение хозяина Роберта ничуть не огорчило. Среди лошадей и собак он чувствовал себя куда лучше и уверенней, чем в человеческом обществе. А его прежние обязанности повара, дворецкого, двух горничных и лакея стали выполнять слуги миссис Уилкс, которых она привела с собой.
Наведя таким образом надлежащий, по ее мнению, порядок в доме, она соизволила наконец обратить внимание и на меня.
— Походка у нее, как у мальчишки, а речь и манеры вгонят в краску ломового извозчика, — заявила миссис Уилкс, обойдя меня со всех сторон и подвергнув детальному осмотру, как кобылу на ярмарке. — Я этого больше не потерплю, Нед, так и знай! — добавила она, покачав головой и бросив на отца укоризненный взгляд. — Она не умеет ни шить, ни петь, ни играть на музыкальных инструментах. Да и вообще ничего не умеет, кроме как день-деньской слоняться по улицам в компании каких-то подозрительных оборванцев. Не представляю, о чем ты думал, дорогой, предоставив ей полную свободу?! Для детей в ее возрасте, особенно девочек, подобный метод воспитания не только вреден, но и очень опасен. Якшаясь с уличным сбродом, она такого может нахвататься, что впоследствии тебе придется приложить немало усилий, чтобы выдать ее замуж.
Последняя фраза мачехи расстроила отца. В его понимании отсутствие претендентов на мою руку стояло в одном ряду с такими коммерческими проблемами, как искусственно вздутые цены, испортившийся груз или затоваривание рынка.
— Думаю, ей уже ничем не поможешь, — заметил он, с сомнением покосившись на меня и ухватившись, по обыкновению, двумя пальцами за выпяченную нижнюю губу. — Боюсь, дело зашло слишком далеко…
— Нет, нет и еще раз нет! — с энтузиазмом вскричала миссис Уилкс, и ее тусклые глазки заблестели. — Ничего подобного, дорогой, все еще можно исправить. Само собой, многое будет зависеть от размеров приданого, но и нам следует приложить к ее воспитанию руку. Взгляни на нее внимательно. Она все-таки не какая-нибудь косоглазая дурнушка или хромоножка. Рот, правда, широковат… — Она бесцеремонно вцепилась мне в щеки, заставив раздвинуть челюсти. — Зубы ровные, все на месте, — продолжала перечисление моих достоинств мачеха, — и глаза неплохие. Вот только смотрит чересчур вызывающе. Так не годится, милочка, поскромнее надо быть, поскромнее! Вот что я тебе скажу, дорогой Нед, — подвела она наконец итог этой унизительной процедуре. — Знавала я многих девиц на выданье, у которых было куда как меньше шансов составить удачную партию. И что же? Все давно замужем! Красавицей Нэнси, конечно, не стать, однако, если проявить должное усердие, можно кое-чего добиться. — Она больно стиснула мой подбородок своими влажными, холодными пальцами и принялась вертеть его из стороны в сторону, пристально вглядываясь мне в лицо. — Господи, что за грива?! — с отвращением фыркнула миссис Уилкс, дернув меня за волосы. — Солома, ну как есть солома! А этот загар?! Прямо цыганка, ей-богу! А руки?! Нет, ты только посмотри на ее руки! — воскликнула она, театрально закатив глаза. — Решено, я лично займусь ее воспитанием. Вот увидишь, дорогой, я сделаю из этой дикарки настоящую леди!
