— Послушайте, сэр, это же безумие! — в отчаянии воскликнул Николлс. — Простите, сэр, у меня это вырвалось. Только... давайте зайдем к начальнику медслужбы. Прошу вас!
— Конечно, — раздался в ответ хриплый шепот. — Это наш следующий пункт захода.
Сделав несколько шагов, группа оказалась возле дверей лазарета. Вэллери настоял на том, чтобы увидеться с Бруксом с глазу на глаз. Выйдя через некоторое время от Брукса, он выглядел как-то странно посвежевшим, походка его стала бодрее. Командир улыбался, Брукс тоже.
После того как Вэллери отошел, Николлс приблизился к Бруксу.
— Вы что-нибудь дали ему, сэр? — спросил он. — Ей-Богу, он же убивает себя!
— Он принял кое-что, — улыбнулся Брукс. — Я знаю, что он убивает себя, он — тоже. Но он знает, зачем это делает, и я знаю, зачем, и он знает, что я это знаю. Во всяком случае, ему стало лучше. Не стоит волноваться, Джонни.
Николлс подождал на верхней площадке трапа возле лазарета, пока командир со своими спутниками вернутся с телефонной станции и первого отделения слаботочных агрегатов.Когда группа поднялась наверх, юноша шагнул в сторону, но Вэллери, взяв Николлса под руку, медленно пошел рядом с ним. Они миновали канцелярию минно-торпедной боевой части. Вэллери коротко кивнул Карслейку, который числился командиром одной из аварийных партий.
Тот, по-прежнему забинтованный до самых глаз, посмотрел на Вэллери диким, отсутствующим взглядом. Похоже, он не узнал командира. Ничего не сказав, Вэллери покачал головой, потом, улыбаясь, повернулся к Ни-коллсу.
— Тайное заседание Британской медицинской ассоциации состоялось, не так ли? — спросил он. — Ничего, Николлс, не беспокойтесь. Это я должен беспокоиться.
— Но почему же, сэр?
Вэллери, снова качнув головой, произнес:
— Ром в орудийных башнях, сигареты в центральном посту, а теперь — славное старое виски во флаконе из-под «Лизола». Я уже решил, что коммандер Брукс собирается отравить, меня. Что за прекрасная это была бы смерть!
Превосходное зелье! Примите извинения начальника медслужбы за то, что он посягнул на ваши личные запасы.
Николлс, густо покраснев, начал извиняться, но Вэллери прервал его:
— Полно, мой мальчик. Какое это имеет значение? Любопытно, что же мы обнаружим далее. Торговлю наркотиками на шпилевой палубе или, не дай Бог, танцовщиц во второй башне?
Но, кроме стужи и несчастных, голодных, измученных людей, они не обнаружили ничего. Николлс заметил, что после визита Вэллери настроение моряков повышалось. Зато сами они совсем выбились из сил; Николлс чувствовал это по себе. Ноги у него стали точно резиновые, он беспрестанно дрожал.
Оставалось только гадать, откуда брались силы у Вэллери. Даже могучий Петерсен начинал сдавать — не столько от того, что ему приходилось чуть ли не тащить на себе командира, сколько от возни с бесчисленным количеством задраек на дверях и люках, намертво схваченных морозом. Каждую из них приходилось отбивать кувалдой.
Прислонясь к переборке, чтобы отдышаться после подъема из орудийного погреба первой башни, Николлс с надеждой поглядел на командира.
Перехватив его взгляд, Вэллери понимающе улыбнулся.
— Можно сказать, мы уже закончили, дружок. Осталась только шпилевая.
Полагаю, там никого нет, но все равно надо бы заглянуть.
Они медленно обошли громоздкие механизмы, расположенные в центре шпилевой палубы, миновали аккумуляторную и шкиперскую, электромастерскую и карцер и оказались у запертой двери малярной — самого переднего помещения на корабле.
Вэллери, протянув руку, машинально дотронулся до ручки двери и, утомленно улыбнувшись, отвернулся. Проходя мимо карцера, он вдруг откинул крышку иллюминатора, на всякий случай заглянул внутрь и пошел было дальше.
Но, словно спохватившись, внезапно остановился и, круто повернувшись, снова открыл крышку «глазка».
— Господи Боже! Да это же Ральстон! Какого черта вы тут делаете? — воскликнул он.
Ральстон усмехнулся. Даже сквозь толстое стекло было видно, что улыбка безрадостна и не коснулась его голубых глаз. Жестом он указал на закрытый иллюминатор, словно желая сказать, что ничего не слышит.
Вэллери нетерпеливо открыл иллюминатор.
— Что вы тут делаете, Ральстон? — властно спросил он, впившись в матроса пронзительным взглядом глаз из-под насупленных бровей. — В такую пору — и в карцере! Что же вы молчите, точно воды в рот набрали! Отвечайте же, черт побери!
Николлс медленно повернул голову в сторону командира. Старик сердится!
Неслыханно! Он мудро рассудил, что не следует в такую минуту попадаться ему под руку.
— Меня заперли, сэр. — Слова были достаточно невинны, но тон, которым они были произнесены, словно говорил: «Что за дурацкий вопрос!» Вэллери чуть заметно покраснел.
— Когда?
— В 10.30, сегодня утрем, сэр.
— Кто, позволю себе спросить?
— Старшина корабельной полиции.
— По чьему распоряжению? — с яростью спросил Вэллери.
Ральстон, не говоря ни слова, посмотрел на него долгим взглядом.
— По вашему, сэр.
— По моему? — изумленно воскликнул Вэллери. — Но я не отдавал приказа запереть вас в карцер!
— Вы также не запрещали меня запирать, — спокойно произнес Ральстон.
Вэллери вздрогнул: он допустил промах, совершил непростительную ошибку, и это было неприятно.
— Где ваш боевой пост? — спросил Вэллери.
— Торпедный аппарат левого борта, сэр. «Так вот почему прислуга была лишь у аппарата правого борта», — подумал Вэллери.
— Но почему... почему вас оставили здесь во время боевой тревоги? Разве вам не известно, что это запрещено, что это нарушение устава?
— Да, сэр. — Снова едва заметная невеселая улыбка. — Известно. Но известно ли это старшине полиции, я не знаю. — Помолчав секунду, он снова улыбнулся. — Возможно, он просто забыл про меня, — предположил Ральстон.
— Хартли! — Вэллери овладел собой. Голос его был ровен и угрюм. — Старшину полиции сюда, немедленно. Пусть принесет ключи! — Закашлявшись, он сплюнул кровь в полотенце и опять взглянул на Ральстона.
— Я сожалею, что так произошло, мой мальчик, — проговорил он, выделяя каждое слово. — Искренне сожалею.
— Что с танкером? — вдруг негромко спросил Ральстон.
— Как? Как вы сказали? — Вопрос застал Вэллери врасплох, — С каким танкером?
— С тем, что был подбит утром, сэр?
— Все еще движется в составе конвоя, — не скрывая изумления, произнес Вэллери. — Но сильно осел. А в чем дело?
— Просто интересуюсь, сэр. — Улыбка юноши хотя и была кривой, но все же это была улыбка. — Дело в том...
Он умолк на полуслове: могучий, глухой рев разорвал молчание ночи; от удара взрывной волны «Улисс» резко накренился на правый борт. Вэллери зашатался и потерял бы равновесие, не подхвати его расторопная рука Петерсена.
