ни базировалась, плавать придется на всех широтах!
«И опять капризный ветер марта
Шелестит цветущим миндалем.
Тонкой паутинкою на картах
Остается след за кораблем.
А вокруг, полнеба закрывая,
Ходят тучи сизые гуртом,
Хлопья пены чайками взлетают,
Шапками вскипают под винтом.
Снова меня потянуло на стихи. Весна тому причиной или что-то другое?..»
В горы Костров и Алена добираются на попутной машине. В открытом кузове негде спастись от ветра, и они сидят возле кабины, тесно прижавшись друг к другу.
Шофер притормаживает возле флотской турбазы. По обе стороны массивных ворот застыли, словно часовые, гипсовые фигуры спортсменов на выкрошившихся постаментах. Голые, почерневшие от дождей деревья создают впечатление неуютности и запустения.
В конторе они видят знакомое лицо. Это бывший майор Сиротинский. Вязаная спортивная куртка свисает с его узких плеч. «Жив курилка!» — удивленно думает Костров. Он слышал, что начальник автобазы уволился в запас, но не знал, что тот устроился поблизости.
— Добро пожаловать! — приветливо улыбается Сиротинский. — В такое время нас навещают только энтузиасты, — адресует он свой комплимент Алене.
Начальник турбазы самолично подбирает им походное снаряжение, подгоняет ремни рюкзаков.
— Я обязан послать с вами инструктора, — заговорщицки понижает голос отставной майор. Но думаю, третий лишний вам не нужен. Верно?
Алена согласно кивает головой.
Экипированные по полной форме, они покидают турбазу. Алена идет за проводника, почти налегке. Всю тяжелую кладь Костров взял себе.
Тропа основательно подмыта зимними дождями, ботинки предательски скользят на каменистых осыпях. Склоны гор покрыты безлистыми зарослями дубняка, среди которых веселыми островками выделяются сосновые кущи. Непривычно тихо в лесу, лишь изредка завозится в кустах и сиротливо тенькнет одинокая пичуга.
Но весна уже раскидала там и сям первые свои приметы. Среди жухлой прошлогодней травы щетинится свежая зелень и покачивают крохотными бутончиками подснежники. Алена нарвала целый букет, в котором среди нежной белизны подснежников резко выделяются несколько сиреневых фиалок.
— Правда, красиво? — спрашивает она, прикладывая цветы к груди.
— Очень, — подтверждает Костров.
Совсем недавно они перешли на «ты».
У спутницы Кострова отличное настроение. Она то восторженно ойкает, когда из-под ноги выворачивается камень, то упрямо продирается через чащобу, чтобы нарвать горсть сморщенных прошлогодних ягод кизила.
— Ты знаешь, Олесь, — смеясь, рассказывает она, — какой я была в девчонках гордячкой. Нарочно со всеми красивыми парубками здоровалась, чтобы подружек завидки брали! А у самой ни одного знакомого не было...
Тропа, огибая скалы и буераки, ведет их все выше и выше. Редеет лес, уступая место бурым каменистым проплешинам. Ниже опускается небо, кажется, тяжесть серых многоярусных облаков давит на плечи. Наконец перевал. Его обозначили грудой камней, в середину которой воткнут шест. Ветер треплет на нем обрывки выцветшего флага.
Сверху открывается чудесный вид на море. Оно лежит внизу бескрайнее, все изборожденное белесыми морщинами волн. Шума его отсюда не слышно, и кажется оно Кострову таким же молчаливым, как на глубине. Только кое-где на горизонте встают из воды косые дымки: это спешат, каждый в свою сторону, пароходы и корабли.
— Подивись, Олесь, — говорит Алена, — как хорошо видно мыс!
Причудливые очертания мыса отсюда разительно напоминают женщину.
— А ты знаешь, Алена, легенду про Спящую красавицу?
— Нет. Расскажи мне ее, Олесь.
— Жило когда-то на Черноморских берегах храброе племя амазонок. Тех самых, о которых писал Гомер в своей «Илиаде». Больше всего на свете любили девушки свободу. Засыпали — в изголовье клали мечи. И по очереди несли дозор на этом самом мысу. Но однажды приплыли сюда из Колхиды коварные греки на знаменитом корабле «Арго». Везли они в Элладу золотое руно и колдунью Медею, ту, что забыла родину, влюбившись в вождя аргонавтов Язона. Как проведали греки, что волны прибили корабль к непокорной земле амазонок, подступили они к Язону.
— Слушай, вождь, — говорят. — Иль не поровну мы рисковали в боях? Почему же назад возвращаемся нынче не с равной добычей? Ты с младою женой, мы лишь с завистью черной на сердце. Смело к берегу правь, там и нас ожидают прекрасные девы!
Отвечает Язон:
— Не гневите богов! Что задумали вы? Там могучее племя живет, а нас здесь — ничтожная горстка.
— Или больше нас было, — смутьяны кричат, — когда славу тебе добывали в смердящих болотах Колхиды? Кто тогда нам помог? Отчего ж она снова помочь нам не хочет?
— Добиваетесь вы, чтобы женщина женский свой род предала? — чужеземка презрительно им говорит. — Что ж, ликуйте, мужи, оттого, что не женщина сердцем Медея!
Повернулась к востоку лицом, по плечам разметала волос водопад, небесам заклинанья свои прокричала. Солнце сразу прервало извечный свой путь, как прибитое, замерло в самом зените.
Напекло оно голову дозорной амазонке. Прилегла та на землю, под сенью кустов скоротать жаркий полдень, и сразу заснула. А коварные греки тем часом напали внезапно на немногих оставшихся в лагере дев. Ибо гордое племя охотилось в ближней степи, упражняясь в стрельбе из податливых луков.
Только вопли несчастных сестер, увозимых в неволю, пробудили дозорную вдруг. Подняла она тяжелую голову, взглянула на море и от страшного горя окаменела...
— Какая сумная легенда, — задумчиво произносит Алена. — Где ты ее прочитал?
— Нигде. Услышал от одного рыбака.
По другую сторону перевала хорошо виден Гранитный каньон — глубокая расщелина, как рваная рана, зияющая посреди лесного массива.
— В каньоне речушка течет, — рассказывает Алена,— Шайтан-су называется. Мелкая, но стремная — жуть! Ладонь сунешь, брызги во все стороны летят...
Под гору идти веселее. Рюкзак подталкивает Кострова в спину, то и дело сбивая его шаг на рысь. Впереди среди ветвей мелькает желтая Аленина шапочка.
Они не заметили, как тучи залатали в небе последние голубые прогалины. Спохватились только, когда горохом сыпанул на землю дождь.
— Надо ставить палатку! — крикнул Костров.
— Поставим на той стороне, там чудесная полянка! — откликнулась Алена.
Широкий мутный поток разрывает тропу. Он несется вскачь через валуны и коряги, образуя множество водоворотов и водопадиков.
