Ого, дела-то наши, оказывается, совсем не так уж плохи! Мы быстро поставили всю парусину, какую только мог нести «Тиликум», и полным ходом помчались сквозь пемзу, и ни один «камешек» ни разу не ширкнул нам о борт, хотя несколько дней мы не видели свободной воды.
28 августа ветер зашел с веста на ост-зюйд-ост: мы добрались наконец до пояса пассатов. Настала для нас распрекрасная пора. Уильям добровольно изъявил готовность кухарить и кормил меня ежедневно отличными обедами и изысканными ужинами.
30 августа мы проходили как раз те самые места, где Луи смыло за борт. В честь него я приспустил канадский флаг. Одновременно я прочел Билли длинную лекцию о необходимости соблюдения мер безопасности на море. Казалось, что моя речь не произвела на него особенно сильного впечатления. Впрочем, и вообще-то ведь речи совсем не то средство, через которое к человеку приходит опыт и уверенность.
Все мои проникновенные слова не вызвали никакого трепета в душе Уильяма Рассела.
— Собираетесь избрать духовную карьеру, шкипер? — улыбаясь во весь рот, поинтересовался он.
— Не хами, по шее получишь.
— Ну уж этого-то от вас, будущего морского пастора, я никак не ожидал!
И парень обрушил на меня столь густой поток священных текстов, что я едва успевал отфыркиваться. В конце концов с помощью библейских цитат он пришел к неоспоримому, с его точки зрения, выводу, что теперь-то уж мы наверняка имеем полное право съесть запаянный в жестянку старушкин кекс.
Я поднес кулак к его носу и пригрозил заковать его в железа и посадить в трюм на хлеб и воду. Билли вздохнул и принялся за стряпню. Ужин на этот раз получился особенно вкусным. Луи Бриджент от всего сердца порадовался бы, глядя на нас.
Утром 2 сентября мы увидели остров Анейтьюм — один из группы Новых Гебридов, а к вечеру того же дня всего в какой-то полумиле от берега «Тиликум» угодил в полнейший штиль.
В лоции о здешних аборигенах говорилось много нелестного, главным же в этом перечне было их пристрастие к человеческому мясу.
Билли направил бинокль на берег. Там бегали люди, суетились, размахивали руками, кричали. Билли долго смотрел на них, потом вдруг дернул меня за рукав, предлагая посмотреть и мне:
— Вы только взгляните на их лица, шкипер!
Я настроил окуляры по своим глазам. Да, красотой островитяне, увы, не блистали, однако это-то мы бы еще как-нибудь перенесли. Но вот мочки ушей у них были проткнуты маленькими косточками, подозрительно напоминавшими фаланги человеческих пальцев. И в ноздрях тоже торчали украшения из белых костей.
От берега отвалила лодка с шестью парнями на веслах. Гребли они не по-здешнему, а явно на европейский манер, однако сами-то гребцы были галошного цвета, а на темной их коже зловеще белели костяные украшения. Полные непоколебимой решимости подороже продать свои жизни, мы молча привели в готовность свое боевое снаряжение.
Лодка приближалась к нам. Вот до нее уже не более 50 метров. Мы подняли ружья, и я крикнул:
— Руки вверх!
Без сомнения, окликать людоедов по-английски — совершенная бессмыслица. Но ведь должен же я был что-то сказать, прежде чем открыть огонь.
Лодка мигом развернулась. На руле сидел белый, которого мы заметили лишь теперь. Он приветливо помахал нам рукой и крикнул:
— Добрый вечер! Не бойтесь!
— А мы и не боимся, — ответил Уильям Рассел, — просто нам почему-то ужасно не хочется стать пищей для каннибалов.
— Прекрасно вас понимаю, — сказал рулевой. — Я — пастор Уатт, миссионер этого острова. Мы хотим взять вас на буксир.
Полчаса спустя мы стояли, надежно пришвартованные, возле домика миссионера. Пастор Уатт и его коллеги принимали нас по первому классу. Мой Друг Уильям, казалось, всерьез засомневался, а не податься ли ему все же в духовные отцы: очень уж наглядно демонстрировал нам пастор Уатт все прелести своего бытия. Поэтому я спросил:
— А как насчет людоедства?
— Имеются рецидивы, — отвечал пастор Уатт, — всего несколько дней назад совсем неподалеку от нас состоялось большое праздничное пиршество.
— И вы никак не могли воспрепятствовать?
— К сожалению, никак. Я явился туда на другой день и попытался воззвать к совести вождя. Но не успел я подойти к нему, как он швырнул в меня костью — человеческой костью!
Рожа Билли несколько вытянулась. О миссионерской карьере он больше не думал.
Мы провели на острове несколько дней, запаслись фруктами и свежей водой и 5 сентября помахали ручкой доброму миссионеру и его пастве.
Курс наш вел на норд-вест, к проходу, что ведет через Большой Барьерный риф в Торресов пролив. Коралловый риф, именуемый Большим Барьерным, тянется вдоль восточного побережья Австралии более чем на 1000 миль вплоть до Новой Гвинеи. Во время отлива край рифа чуть выступает над поверхностью моря. Круглый год об эти подводные камни бьет страшенной силы прибой. Даже с большого корабля риф можно заметить, лишь подойдя к нему на четыре-пять миль. Мы же на «Тиликуме», пожалуй, скорее услышим прибой, чем увидим его: ведь наши головы возвышаются над поверхностью воды всего на какой-то метр. Пройти через риф можно, но проходы отыскать чрезвычайно трудно, поскольку сильнейшее течение быстро гонит судно вдоль рифа. Мы намеревались отыскать один из проходов между Австралией и Новой Гвинеей, ведущих в Торресов пролив.
Однако счастье нам улыбнулось, и мы вышли точнехонько к проходу, и свежий пассат нес «Тиликум» через риф. Куда ни кинешь взгляд, из воды торчали крохотные островки с несколькими пальмами, а то и вовсе голые. Мы с Уильямом посменно вели прокладку по карте и непрерывно корректировали наш курс. Стоит проморгать выход на фарватер — и пиши пропало: выбраться из лабиринта надводных и подводных скал почти невозможно.
На ночь мы вставали на якорь где-нибудь под защитой одного из многочисленных островов и отдыхали от дневной лавировки.
Мыс Йорк, северную оконечность Австралии, мы обогнули 22 сентября, а вечером того же дня ошвартовались в гавани островов Четверга. Острова эти служат базой для ловцов жемчуга и голотурий. Мы с интересом понаблюдали за ныряльщиками.
Среди них, много женщин. Мне рассказывали, что они начинают нырять с четырех лет, а старейшим из них лет по семьдесят. После работы они усаживаются на корточки вокруг костра, который разложен в жестяном ящике прямо на лодке, и греются. Вообще-то температура морской воды здесь 26ь, но если работать в ней часами, то тело все равно сильно остывает.
Узнав, что на островах Четверга имеется и рыбоконсервный заводик, мы постарались запастись всеми видами его продукции.
26 сентября со свежим зюйд-остовым пассатом мы вошли в Арафурское море и взяли курс на Индийский океан, к островам Килинг. Мне не терпелось избавиться поскорее от старушкиного кекса.
