В чем заключалась его ошибка и когда враги успели продырявить его пироги, если всю ночь держались посреди лагуны?
Почему боги его предков так несправедливы, почему они покинули его?
Тем временем к ним медленно приближался «Марара».
Второй катамаран уже опасно накренился на левый борт.
Некоторые из воинов начали прыгать в воду, безуспешно пытаясь доплыть до первой лодки, еще держащейся на плаву.
А в это время невдалеке, пока не проявляя агрессии, крутилось около полудесятка акул.
Вода все прибывала.
С борта первого катамарана кричали, чтобы плывущие к ним люди не вздумали взбираться на борт.
Некоторые из тонущих, осознав тщетность своих усилий, развернулись и попытались плыть к берегу.
«Летучая рыба» остановилась примерно в трехстах метрах, гребцы поднятыми веслами салютовали своему капитану.
Тапу Тетуануи и двое его друзей заплясали посреди палубы в комическом танце.
Мити Матаи невозмутимо стояла на палубе.
Словно изваяние, на носу катамарана застыла принцесса Ануануа.
Вторая пирога Те-Оно полностью ушла под воду, и большинство людей, до этого находившихся на борту, отчаянно хватались за все, что держалось пока на плаву, с ужасом отмечая, что акулы начинали вести себя все более беспокойно.
— О-к-т-а-а-р-р!
Душераздирающий крик прокатился по поверхности океана и, не вызвав эха, погас вдалеке.
Парализованный, словно разрядом электричества, криком Ануануа, выражавшем безграничную душевную боль, Тапу Тетуануи прекратил свой безудержный танец и посмотрел на звероподобных, с ног до головы покрытых татуировкой существ, которые в одно мгновение превратились в жалких людишек, взывающих о помощи.
Он с ужасом понял, что смерть уже пришла за ними в образе длинных, скользких акул, чьи пасти были утыканы острейшими зубами. Но на самом деле его, кажется, ужасали не столько эти отвратительные океанские твари, сколько скорая смерть пиратов, над которыми люди Бора-Бора так жестоко посмеялись.
Вокруг тонущих появлялись все новые и новые акулы, словно весть о предстоящем пиршестве докатилась до самых глубин океана. Самые нетерпеливые уже касались ног обреченных.
Оставалось только ждать.
Лодка Октара едва возвышалась над водой на несколько сантиметров, и мелкая волна свободно перекатывалась по палубе.
Один из воинов неожиданно закричал от дикой боли, и тут же акула-молот метнулась в сторону с оторванной ногой.
Красное кровавое пятно начало медленно расходиться по поверхности воды, и тут десятки акул, словно это стало для них сигналом, бросились в атаку, учинив до сих пор невиданную человеком кровавую бойню.
Казалось, океан содрогнулся — и его воды окрасились в красный цвет. Вода кипела от десятков набрасывающихся и отскакивающих веретенообразных тел, количество которых увеличивалось с каждой секундой. Они, словно карающие стрелы, устремлялись со всех четырех сторон на запах крови, льющейся фонтанами из сотен смертельных ран.
Дабы не слышать душераздирающих криков затягиваемых под воду пиратов и клацанья смыкающихся челюстей акул, Тапу Тетуануи заткнул уши.
Вдруг в безудержном броске огромная тигровая акула врезалась в борт «Марара». Лодка затряслась.
— Назад! Назад! — закричал Мити Матаи. — Убираемся отсюда, или они разнесут лодку в щепки!
Он не преувеличивал, так как в водовороте адской бойни акулы начали пожирать уже друг друга. Обилие крови одурманило их и сделало безумными. Они уже были неспособны отличать беззащитные человеческие тела ни от себе подобных, ни от корпуса огромного катамарана.
— О-к-т-а-а-а-р-р!
Октар с десятком своих людей все еще держался на танцующем посреди кровавого водоворота корабле. Длинным копьем он отбивался от наскоков самых нахальных акул, пытающихся достать его, или от тех, которые, яростно клацая челюстями и колотя хвостом по палубе, слепо устремлялись на все, что движется.
То уже были агония и безнадежная борьба за жизнь, хотя всем было понятно, что спастись дикарям не удастся.
Вот огромная акула, перевернувшись кверху брюхом, навалилась на полузатонувший катамаран. Тот резко накренился, и последние, пытающиеся удержаться на нем люди начали соскальзывать в воду. Октар, как бы прощаясь, вытянул руки в сторону принцессы и прокричал:
— Ануануа! Ануануа!
Серая тварь потянула его в глубину. Поднятая рука медленно ушла под воду.
Вскоре ни одного Те-Оно не осталось в живых. То тут, то там на поверхности воды плавали окровавленные части тел, на которые набрасывались опоздавшие к началу кровавого пира акулы, да еще те, что в покрасневшей на глубину до четырех-пяти метров воде, продолжали рвать на куски друг друга.
Тапу Тетуануи будет до конца своей жизни вспоминать этот леденящий душу спектакль, но более всего он будет вспоминать то, что произошло следом.
Когда, кажется, все начали приходить в себя, а океанские воды успокаиваться, принцесса Ануануа, руки которой все еще были связаны, неожиданно прыгнула вперед, схватила острый, кем-то забытый на палубе нож и вонзила его в живот Мити Матаи. Из ее груди вырвался демонический вой — вой существа, которым владели все духи ада:
— Будь проклят! Будь проклят! Будь проклят!
Роонуи-Роонуи и Чиме из Фарепити бросились вперед, чтобы остановить удары, наносимые главному навигатору, но Ануануа отпрыгнула от истекающего кровью капитана и кинулась головою в морскую пучину, неистово закричав:
— О-к-т-а-а-а-р-р!
Огромная стая акул тут же устремилась к ней.
Главный навигатор Бора-Бора, тот, кто достиг конца вселенной, дойдя туда, где вода превращается в белые горы, тот, кто открыл Бесконечную землю, и тот, кто дошел до самого центра Бескрайнего моря с Бесчисленными островами, два дня спустя умер в мире с самим собой и со своими богами.
— Не вини Ануануа, — были его последние слова. — Она лишь сделала то, что приказал ей сделать Тане. — Он грустно улыбнулся своему любимому ученику. — И ты не плачь, — попросил он. — Мы все знали, что никто не возвращается дважды из Пятого Круга. Таков закон…
Он затих, устремив невидящий взгляд в небо, где все путеводные авеи’а провожали его в рай. У Тапу Тетуануи сердце разрывалось на тысячи частей, будто его рвала самая кровожадная из обитающих в морских глубинах акула, потому что самый лучший из людей, его кумир, его учитель, навсегда покидал его.
Не было ни слез, которые заглушили бы глубокую боль, не находилось и слов, которые могли бы утешить человека, осознававшего, что потеря его неизмерима, а потому единственное, что он мог сделать, так это забиться в самый дальний уголок катамарана, чтобы там нио-наи печали точили его душу, как размякшую древесину корпуса корабля.
