— Снег всё идёт, — услышал я голос Хэлси.
— Да, — ответил Хендрик. — И завтра погода не улучшится.
— Нас это устраивает, не так ли?
Они говорили тихо, и я слышал их лишь потому, что стоял прямо под ними.
— Мы всё сделаем завтра ночью, — продолжал Хэлси. — Ты поменял вахты?
— Да, Юкс будет за штурвалом с двух до четырёх утра.
— Хорошо, тогда мы… — Голос Хэлси заглушили его шаги. Они перешли на другое крыло мостика.
Я не шелохнулся. Они поменяли вахтенных, пронеслось у меня в голове. Юкс будет за штурвалом с двух до четырёх. Юкс, если верить коку, плавал с Хэлси ещё на «Пинанге». Они имели право менять вахтенных. Юкс — матрос. Он может нести вахту. Но почему Хэлси сказал, что их устроит плохая погода? Можно было найти дюжину объяснений подслушанному обрывку разговора. И тем не менее я уверен, что именно в тот миг во мне зародилось чувство тревоги. Не знаю, сколько я стоял под мостиком. Должно быть, долго, потому что промёрз до костей.
Сколько же можно гулять, капрал? — пробурчал Берт, когда я сменил его. — Я уж подумал, что ты свалился за борт. — Он закурил. — Что–то ты сегодня мрачный, капрал. Или сильно волнуешься из–за печатей?
— Нет, не особенно, — ответил я.
— Бог мой! Ты весь такой несчастный. Что у тебя на уме? Я было решился рассказать ему о моих подозрениях, но в последний миг передумал. Правда, мысли о подслушанном разговоре не выходили у меня из головы.
— Берт, ты познакомился с кем–нибудь из матросов?
— Конечно. Мы же едим вместе с ними. Можно сказать, я уже член команды. А что?
— Ты знаешь матроса по фамилии Юкс?
— Юкс? Что–то не припомню. Они же представляются по имени: Джим, Эрни, Боб и так далее.
— Или Ивэнс?
— Ивэнс. Маленький валлиец, который болтает без умолку. Они всегда вместе. Ивэнс и этот, как его, Дэвис. Смешат остальных. Как два комика. А зачем тебе это?
— Покажи мне, когда увидишь его на палубе. Следующее утро, 4 марта, выдалось серым и холодным. Облака сомкнулись с морем, видимость сократилась до нескольких сотен ярдов из–за дождя со снегом. Ветер по–прежнему дул с северо–запада, и «Трикала» всё чаще зарывалась носом в громадные волны. Впереди, на границе видимости, маячила корма «Американского купца». На юге виднелись неясные очертания двух кораблей, с правого борта — стройный силуэт эсминца, позади — лишь оставляемый нами белый след, почти мгновенно исчезающий в ревущих волнах. Мы замыкали конвой с севера.
Дважды за утро эсминец подходил к нам и приказывал сблизиться с «Американским купцом». В два часа дня на палубе появилась Дженнифер Соррел. Мы поболтали о её доме близ Обана, её яхте «Айлин Мор», реквизированной королевским флотом в 1942 году, и о её отце. Я спросил, хорошо ли она устроилась. Дженнифер скорчила гримасу.
— Каюта удобная, но офицеры… О, к Каузинсу у меня претензий нет, это второй помощник. Но капитан Хзлси пугает меня, а вечно пьяный стармех… В общем, теперь мне приносят еду в каюту.
— А Рэнкин? — спросил я. — Он не досаждает вам?
— О нет, — она засмеялась. — Женщины его не интересуют. Затем разговор перешёл на различные типы судов, на которых нам пришлось плавать. Где–то в половине третьего она сказала, что замёрзла, и ушла к себе в каюту. В три часа меня сменил Силлз. Я спустился вниз, получил у кока кружку горячего какао и прошёл в кубрик. Берт сидел там, перебрасываясь шуточками с пятью или шестью матросами. Я сел рядом с ним, и несколькими секундами позже он наклонился ко мне и прошептал:
— Ты говорил ночью об Ивэнсе. Вон он, в конце стола. Берт указал мне на коротышку в грязной синей робе, с тощей лукавой физиономией и чёрными сальными волосами. Он что–то рассказывал матросу со сломанным носом. На его правом ухе недоставало мочки. Я пил какао и думал, как отреагирует Иване, если я произнесу слово «Пинанг». Сосед Берта вытащил из кармана часы.
— Ровно четыре, — сказал он. — Ребята, нам пора. Он и ещё двое поднялись из–за стола и вышли в коридор. В кубрике остались только Ивэнс, матрос с перебитым носом и ещё какой–то надсадно кашляющий тип. Ивэнс рассказывал о танкере, возившем гашиш для александрийских греков.
— Говорю тебе, — заключил он, — это самое сумасшедшее судно, на котором мне приходилось плавать.
Тут я не выдержал:
— А как насчёт «Пинанга»?
Ивэнс повернул голову в мою сторону, глаза его сузились.
— Что ты сказал?
— «Пинанг», — повторил я. — Вы говорили о странных судах. Я подумал, что более необычное найти труд…
— Что ты знаешь о «Пинанге»? — перебил меня матрос со сломанным носом.
— Я только слышал о нём, — быстро ответил я. Они пристально наблюдали за мной. Их тела напряглись, казалось, они готовы броситься на меня. — Я живу в Фалмуте. Матросы, плававшие по китайским морям, часто говорили о «Пинанге». Ивэнс подался вперёд.
— А с чего ты решил, что я плавал на «Пинанге»?
— Капитан Хэлси был там шкипером. Хендрик — первым помощником — объяснил я. — Мне говорили, что вы и матрос по фамилии Юкс…
— Юкс — это я, — прорычал сосед Ивэнса. Мне не понравился их вид. Загорелая рука Юкса, лежащая на столе, медленно сжалась в кулак. Даже лишённая указательного пальца, она была размером с кузнечный молот.
— Я слышал, что прежде вы плавали с Хэлси, и подумал, что вы были с ним и на «Пинанге».
— Нет, не были, — отрезал Юкс.
— Значит, ошибся, — я повернулся к Берту. — Пошли, пора менять Силлза.
Юкс отодвинул стул и тоже начал подниматься, но Ивэнс удержал его.
— Что это с ним? — спросил Берт, когда мы вышли на палубу. — Ты упомянул это судно, и они перепугались до смерти.
— Пока не знаю, — ответил я.
В тот вечер произошло ещё одно событие. Берт сменил Силлза за час до полуночи. Я лежал в гамаке и дремал, когда тот вошёл в стальную каюту и спросил:
— Вы не спите, капрал?
— Что такое?
— Вы не станете возражать, если я лягу в одну из шлюпок? Качка очень вымотала меня, и на свежем воздухе мне лучше.
— На корабле не разрешается залезать в шлюпки, — ответил я. — Но мне всё равно, где ты будешь спать.
Он вышел, и я уже засыпал, когда он появился вновь и потряс меня за плечо.
— Чего тебе? — спросил я.
— У вас есть фонарик? — возбуждённо прошептал Силлз.
— Нет. Зачем он тебе? Что стряслось?
— Я залез в шлюпку и начал устраиваться поудобнее, когда почувствовал, что доски по правому борту отошли вниз. Они совсем не закреплены. Можете убедиться сами.
Я вылез из гамака, надел башмаки и пошёл за ним. Он собирался лечь в шлюпку номер два. Я поднял руку и провёл пальцами по рёбрам толстых досок. Дерево намокло от солёных брызг. Внезапно одна из досок подалась, затем другая, третья… Пять штук не были закреплены, но без фонаря оценить повреждения оказалось невозможным. Если бы с «Трикалой» что–нибудь случилось, нам предстояло спасаться именно в этой шлюпке, и мне очень не понравились разболтанные доски её борта.
