Косые лучи утреннего солнца осветили окровавленную палубу и поверхность бухты, покрытую космами тающего тумана. Несколько матросов, положив винтовки на планширь, стреляли по уплывавшим лодкам. Командир приказал прекратить огонь, а сам спустился на палубу и тут же наткнулся на убитого. Он лежал ничком, раскинув руки, голый по пояс, в коротких штанах. На растрепанных рыжих волосах запеклась кровь.
«Среди них были и европейцы? — удивился командир и вспомнил, что слышал немецкую речь в самый разгар схватки. — Люди Шульца, — решил он. — Возможно, он и сам здесь или за бортом?» На палубе он увидел еще несколько убитых малайцев и одного чернобородого тараджа, очень похожего на барона фон Гиллера. У грот-мачты матросы накрывали брезентом павших товарищей.
Доктор с окровавленными руками поднял бледное лицо if продолжал перевязывать матроса, раненного в плечо, сбоку стоял санитар Карпушин, держа сумку с бинтами.
Раненый матрос улыбнулся командиру:
— Сила их была. Как и отбились в такой темени да тумане, право не знаю. Лезут и лезут, как тараканы из щелей. И ножи у них не приведи господи, прямо косы, а не ножи.
Командир узнал матроса Луконина, тихого, застенчивого человека.
— Молодец, Луконин!
— Чего уж там молодец. — Па серых щеках матроса появился слабый румянец. — Думал, по встречу солнца. А вон оно, жжет уже, а часов, поди, семь…
— Большие потери? — спросил командир у доктора.
— Еще точно не знаю. Пятеро убитых у нас, и человек двадцать раненых. Карпушин, помоги раненому встать.
— Ничего, я сам… — сказал Луконин.
Подбежал, как всегда озабоченный, старший боцман, взял под козырек.
— Вольно. Жив, Петрович? Ну как, страшно было?
— Страх был, конечно, да не очень. Больше я за тех был в тревоге, — боцман боднул головой в сторону нижней палубы. — Думал, не оклемаются…
— Ну и как?
— Живы, черти, Николай Павлович приказал их еще подержать в кубрике, пусть в чувство придут да совестью помучаются.
— Согласен.
Боцман замялся, потом сказал:
— Это, конечно, правильно, да народ с похмелья, некоторым до гальюна есть потребность…
— Ах вот оно в чем дело. Выпускай по очереди…
Командир заметил Лешку Головина: с винтовкой, грязный, в разорванной рубахе, юнга шел по палубе с таким видом, будто вернулся сюда после многолетней отлучки.
— Головин!
Лешка вздрогнул, увидев командира, приосанился и, подбежав к нему, остановился в выжидательной позе.
— И ты воевал? — с удивлением спросил командир.
— Так точно, гражданин капитан второго ранга! Воевал! Все патроны расстрелял! Когда только вы скомандовали, я и начал!
— Рановато, голубчик, ты начал воевать, да время сейчас лихое. Молодец!
— Рад стараться! — Лешка шмыгнул носом вслед командиру, ему так хотелось рассказать, как он, положив винтовку на кнехт, посылал пулю за пулей в подплывающих пиратов, что рядом с ним лежали и стреляли Зуйков, Трушин и еще кто-то, и все же пираты подплыли правей, к форштевню, полезли на клипер, и как там их встретили комендоры, а возле него кто-то дрался и наступал ему на ноги, а он все стрелял, пока не кончились патроны, и хотел уже встать и тоже вступить в рукопашную схватку (как ему сейчас казалось), да почувствовал страшный удар в спину: пират прыгнул на него с фальшборта. Что с ним, этим разбойником, было дальше, Лешка не помнит: в глазах у него помутилось. Зато когда он снова увидал молочно-белый свет и смутные фигуры мечущихся по палубе людей, услышал выстрелы и крики и, не долго думая, хотел вскочить и броситься в драку, то почувствовал, что кто-то схватил его за грудки и держит мертвой хваткой (зацепился рубахой за утку), и как он рванулся что есть силы и стал на ноги, да «пират» куда-то исчез, а то бы…
— Лешка! Курицын сын! — услышал он голос Зуйкова. — Во, братцы, вояка! Как он в них садил!.. Давай сюда! Не ранило?
— Кажется, нет…
Матросы стояли вдоль бортов, вполголоса делясь впечатлениями недавнего боя. Уже доносился смех. Гарри Смит что-то рассказывал лейтенанту Фелимору, потрясая винтовкой. Фелимор в разорванной сорочке, с перевязанной головой стоял подбоченясь, с зажатым в руке наганом. Лейтенант Горохов, оборонявший со своим взводом правый борт, смотрел в бинокль, поставив локти на планширь. Голос старшего офицера слышался с бака. Командир приятно удивился, услышав и скрипучий голос артиллерийского офицера. Ему вечером доложили, что Новиков и Стива Бобрин спят, уложенные напитком Шивы. Новиков проснулся при первых выстрелах и дрался на баке, возглавив орудийный расчет. Подошел старший механик, постаревший за ночь на десять лет. Сказал, что у него убили кочегара Куликова Федора, отца двух детей, что вся его машинная команда билась на юте, есть раненые и он сам в кого-то стрелял, что через час машина будет готова…
Командир подошел к баку, здороваясь с матросами. Зуйков, заливаясь смехом, теперь уже рассказывал, как иеромонах крушил пиратов, его с удовольствием слушали, хотя многие видели сами подвиги своего духовного наставника.
— Я их легонько сгонял с палубы, и только, ну, может, и задел кого ненароком, так ведь война.
— Он и стрелял, братцы! — говорил Зуйков. — Так жарил, что любо-дорого!
— Ну и стрелял, так я же не целился, для острастки, слава тебе господи, не попал.
— Вдруг попал?
— Ну и попал! Одним супостатом меньше. Ты вот зубы скалишь, а невдомек, что я не простой поп, а военный.
Заключительная фраза иеромонаха вызвала дружный смех. Заметив командира, матросы разом замолчали и стали по стойке «смирно». Он поздоровался, и ему дружно ответили.
Вдоль другого борта, пригибаясь, пробежал вестовой старшего офицера Чирков, неся на вытянутой руке белоснежный китель. Николай Павлович в одной рубахе смотрел в прицел пушки. Чирков, тяжело дыша, стал за его спиной. Матросы орудийного расчета, глядя на него, скалили зубы. Новиков стоял сбоку пушки и смотрел в бинокль.
— Фугасным! Зарядить! — прохрипел он.
В это время над головой просвистел рой пуль. На берегу в скалах застучал пулемет. Командир остановился. У его ног ударилась рикошетом пуля, выломав длинную щепу. Три раза подряд ударила пушка, и пулемет смолк.
— Отбой! — сказал Новиков, и в голосе его слышалось сожаление.
— Вот теперь, кажется, все, — сказал старший офицер, подавая руку командиру. За его спиной стоял Чирков, держа китель за вешалку, ветер раскачивал его, и от золотых пуговиц во все стороны летели ослепительные зайчики.
Главнокомандующий по захвату клипера и его штаб находились на «Розовом лотосе». Отсюда Голубой Ли подал сигнал к атаке. Здесь находились в качестве советников капитан Рюккерт и барон фон Гиллер. Голубой Ли несколько раз пытался направить их к месту боя, по советники предпочли остаться на палубе «Розового лотоса».
