Альтуда снова рассмеялся.
— Поглядите в окно, — посоветовал он. — Им надо достроить крепость. Вы недолго будете здесь сидеть. Поверьте.
— Эй, Альтуда! — крикнул Дэниел. — Твоя сестра не англичанка, значит, и ты не англичанин. А почему ты так хорошо говоришь по-нашему?
— Мой отец был родом из Плимута. Сам я там никогда не был. Вы знаете это место?
Ему ответил громкий хохот, хлопки и реплики. Ответил за всех Хэл:
— Клянусь Господом, кроме Аболи и остальных африканских разбойников, мы все из Девона. Ты один из нас, Альтуда.
— Ты меня никогда не видел. Должен предупредить, что я на вас не похож, — сказал Альтуда.
— Если ты хотя бы вполовину так хорош, как твоя младшая сестра, с нас этого довольно, — ответил Хэл, и все расхохотались.
В первую неделю плена они видели старшего тюремщика, сержанта Мансеера, только когда приносили котел с едой или меняли солому, но на восьмое утро дверь, ведущая в темницу, неожиданно с грохотом распахнулась, и Мансеер крикнул вниз:
— Эй вы, построиться по двое. Смоете немного своей грязи и вони, а то судья задохнется еще до того, как отправит вас к Стадиг Яну. Выходите, встряхнитесь.
Под охраной десятка стражников они парами прошли к конюшне, разделись и вымылись и выстирали одежду под струей из стоявшего там насоса.
На следующее утро на рассвете их снова вывели; на этот раз их ждал оружейник с наковальней и молотом; их заковали, но не цепочкой, как раньше, а парами.
Когда усеянные железными болтами двери камеры сэра Фрэнсиса распахнулись и показался его отец с падающими на плечи длинными волосами и седой щетиной, Хэл протиснулся вперед, чтобы их сковали парой.
— Как ты, отец? — с тревогой спросил он: Хэл никогда не видел отца таким больным.
Прежде чем сэр Фрэнсис смог ответить, на него напал кашель. Когда приступ прошел, он хрипло ответил:
— Предпочитаю добрый воздух Канала[5], но достаточно здоров для предстоящего.
— Я не мог тебе кричать, но мы с Аболи обдумывали побег, — прошептал Хэл. — Нам удалось приподнять каменную плиту в задней стене камеры, и мы хотим прокопать туннель под стеной.
— Голыми руками? — с улыбкой спросил сэр Фрэнсис.
— Да, нужно найти инструмент, — признал Хэл, — но когда мы его найдем…
Он кивнул с мрачной решимостью, и сэр Фрэнсис почувствовал, что сердце его разрывается от любви и гордости. «Я научил его быть бойцом и сражаться, даже когда битва проиграна. Боже, надеюсь, голландцы избавят его от участи, которая ждет меня».
В середине утра их провели по двору и по лестнице в главный зал замка, преобразованный в зал суда. Скованных по двое, их отвели к деревянным скамьям в центре зала и усадили. Сэр Фрэнсис и Хэл сидели в середине первого ряда. Вдоль стен по обе стороны выстроилась стража с обнаженными саблями.
Перед ними у стены была сооружена платформа, а на ней обращенный к пленникам стол и высокое кресло из темного тика, кресло судьи. В одном конце стола стул, на котором уже сидел секретарь суда и что-то писал в журнале. Ниже платформы два стола и два стула. За одним столом сидел человек, которого Хэл много раз видел через окно темницы. По словам Альтуды, это был мелкий чиновник в администрации Компании. Звали его Якобус Хоп, и, бросив боязливый взгляд на пленников, он больше на них не смотрел. Он просматривал груду лежавших перед ним документов и время от времени вытирал лицо большим белым шейным платком.
За вторым столом сидел полковник Корнелиус Шредер. Внешне он казался поэтическим олицетворением галантного и мужественного воина, в блеске медальонов и звезд, с широким шарфом, переброшенным через плечо. Парик его был недавно вымыт, его локоны свисали на плечи. Он вытянул перед собой ноги в сапогах с высокими голенищами и скрестил их. На столе перед ним были разбросаны книги и бумаги, а поверх небрежно брошены шляпа и Нептунова шпага. Он раскачивался на стуле и свирепо смотрел на Хэла, и хотя Хэл постарался ответить таким же взглядом, ему пришлось опустить глаза.
Неожиданно за главной дверью послышался шум, и, когда ее открыли, в зал ворвалась толпа горожан и расселась по скамьям в обеих половинах зала. Как только все места были заняты, перед теми, кто не успел войти, закрыли дверь. Зал огласили возбужденные восклицания и комментарии, счастливые зрители разглядывали пленников и обменивались мнениями на их счет.
У стены сбоку было огорожено пространство, его охраняли два солдата в зеленых мундирах, с обнаженными саблями. За перилами были подготовлены удобные мягкие кресла. Снова послышался шум, и внимание зрителей от пленных перешло к почетным посетителям, которые один за другим входили в зал суда. Впереди шел губернатор Клейнханс, ведя под руку Катинку, затем увлеченно беседующие Камбре и капитан Лимбергер. Вошедшие не обращали никакого внимания на то волнение, в какое пришел простой народ при их появлении.
Катинка села в самом центре ряда. Хэл не сводил с нее глаз, надеясь, что она посмотрит на него, покажет, что узнала, попытается внушить уверенность. Он цеплялся за веру, что она никогда не бросит его, что она уже использовала свое влияние и просила мужа о милосердии, но Катинка разговаривала с Клейнхансом и даже не взглянула на английских моряков. Она не хочет, чтобы другие заметили, как она тревожится за нас, утешал себя Хэл, но когда придет время давать показания, она за нас вступится.
Полковник Шредер тяжело подобрал ноги и встал. Он с отвращением смотрел на заполненный зал. Женщины вздыхали и повизгивали от восторга.
— Этот трибунал созван в соответствии с правами, которыми правительство республики Голландия и Нидерланды наделило Голландскую Вест-Индскую компанию. Прошу всех замолчать и встать, приветствуя председателя трибунала его превосходительство губернатора Петруса Ван де Вельде.
Зрители, приглушенно гомоня, встали и воззрились на дверь за платформой. Некоторые пленники, гремя цепями, тоже начали вставать, но, видя, что сэр Фрэнсис и Хэл не шелохнулись, снова опустились на скамьи.
В двери показался председатель суда. Он тяжело взошел на платформу и посмотрел вниз, на ряды пленников.
— Поднимите этих негодяев! — неожиданно взревел он, и толпа дрогнула, услышав этот грозный рев.
В наступившей тишине сэр Фрэнсис сказал по-голландски:
— Ни я, ни мои люди не признаем этот суд и отвергаем право самозваного председателя допрашивать и судить свободных англичан, подданных его величества короля Карла Второго.
Ван де Вельде, казалось, раздулся, как огромная жаба.
— Вы пират и убийца! Властью республики и Компании, по нравственному и международному закону я обладаю полным правом проводить этот суд. — Он замолчал, чтобы перевести дух, и еще громче продолжил: — Я обвиняю вас в возмутительном неуважении к суду и приговариваю к десяти ударам тростью. Приговор привести в исполнение немедленно. — Он взглянул на командира стражи. — Отведите пленника во двор и приведите приговор в исполнение.
