— Они засиделись до вечера, потом отправились в «Суффолкский герб», а потом — нежданно-негаданно — в половине одиннадцатого заявляются обратно и продолжают начатое, пьют как извозчики, и девица эта тоже. Я вашему дядюшке, мистер Дерсли, прямо сказала: дескать, умываю руки, когда в доме такое творится, я тут и пяти минут не останусь, я женщина одинокая и беззащитная. Постучалась к сестре — слава Богу, она только-только с вечернего сеанса в кино пришла, поэтому спать еще не ложилась. Представляю, что они там наворотили… — С этими словами миссис Герни решительно прошагала в кабинет.
Уильям поднялся наверх, к доктору Форестеру у дядиной постели. Дядя Болдуин с минуту смотрел на него печальнейшим взором, потом выдавил сипло:
— Наломали мы дров, да? Ты уж прости, сынок.
Уильям заверил его, что ничего страшного не случилось.
Но дядя Болдуин не успокаивался.
— Нет-нет, это очень скверно, из рук вон плохо. Но я все исправлю. Ты так добр ко мне, Уильям, сынок, я в долгу не останусь.
— Все, никаких разговоров! — рявкнул доктор Форестер, копаясь в своем саквояже.
— Да, пока не забыл, еще кое-что… — продолжил дядя Болдуин.
Уильям оглянулся на доктора, который коротко кивнул в знак дозволения — мол, пусть лучше выговорится.
— Что такое, дядя?
— Не веди никаких дел с Гарсувином, — предостерег дядя Болдуин. — Заранее тебя предупреждаю. Не слушай его и не веди с ним никаких дел.
— Хорошо, не буду. — Уильям не хотел перечить старику. — Мне и не придется.
— Как знать. Тут не угадаешь.
— Но ведь он уехал?
— Уехал, — согласился дядя. — Однако рано или поздно объявится. Вот увидишь. И помни, я тебя предупредил заранее, в открытую, без утайки. Не водись с ним, как бы он тебя ни обрабатывал. И дело не в том, что мы повздорили. Я бы предостерег тебя в любом случае, в любом… — Фраза окончилась невнятным бормотанием, дядя закрыл глаза и отвернулся. Лицо у него сделалось совсем старческое, осунувшееся, и только орлиный нос торчал, как скала. Через несколько минут он задремал.
— А ведь я говорил, что нужен покой! — рявкнул доктор Форестер в холле. — Но разве он послушает…
Уильям вкратце рассказал ему о случившемся.
— Что ж, его состояние и прежде было плачевным, а теперь еще плачевнее. Ваш дядя очень плох, Дерсли, очень-очень плох. Я мало чем могу ему помочь.
— Может быть, взять сиделку?
Доктор Форестер поджал губы, и лицо его еще больше заострилось.
— Не помешает. Постоянный уход не требуется, ночной сестры будет достаточно. Я постараюсь прислать. Загляну поутру. Теперь ему нужен строгий режим. Еще одна такая бурная ночка со старыми приятелями, и он покойник.
Все выходные дядя Болдуин, на радость доктору Форестеру, пролежал в кровати. Уильям часто к нему заглядывал, но не обменялся и двадцатью словами. Иногда дядя поднимал на него глаза, в которых читалась ирония, приводящая Уильяма в замешательство. До понедельника он слонялся неприкаянно по дому, принимаясь то за одно бесполезное занятие, то за другое.
Однако в понедельник дядя Болдуин, кажется, вернулся к жизни. Он посвежел, взбодрился и не прочь был побеседовать. Вернувшись вечером из солодильни, Уильям нашел дядю сидящим в кровати и довольно возбужденным.
— Я должен с тобой поговорить, сынок.
— Говорите, дядя, за чем же дело стало? — улыбнулся Уильям.
— Тут двумя словами не обойдешься. Доктор ведь вот-вот будет?
— Да, — подтвердил Уильям. — В течение ближайшего получаса.
— Тогда отложим разговор, — решил дядя Болдуин. — Зайди ко мне после ужина, хорошо, сынок? Учти, дело важное.
— Непременно зайду, — пообещал Уильям, всем видом показывая, что верит в важность дела. Грустно смотреть, как пожилой человек из последних сил пытается держать марку. Даже в пятницу вечером, едва живой, он потрудился предупредить племянника насчет Гарсувина, а теперь, видимо, жди новую главу приключенческого романа. Бедный дядя Болдуин… Знал бы он, что нет нужды поддерживать мелодраматический образ таинственными намеками и недомолвками, когда ты и без того все выходные смотришь словно из могилы.
Поднявшись в спальню после ужина, Уильям обнаружил дядю в совершенно ином, загадочном расположении духа. На смену возбуждению пришла меланхоличная торжественность, которая прежде за ним не замечалась. Он словно уже приобщился к аристократическому сонму усопших.
— Присаживайся, сынок, и не перебивай меня. — Дядя помолчал, разглядывая Уильяма. — Моя игра, похоже, сыграна. Я приехал сюда погостить, но, видимо, погост меня и примет. Нет, не говори ничего, что есть, то есть. Ты был очень добр ко мне, сынок.
Уильям что-то пробормотал невнятное, как и все скромники в подобной ситуации.
— Ты мог бы ничего для меня не делать, тебя ничто не обязывало — кроме, конечно, родственных уз, — но ты сделал. Большинство не преминуло бы высказаться по поводу того бедлама, что мы тут без тебя устроили, а ты не произнес ни слова, хотя, наверное, многое про себя передумал. Я еще тогда пообещал, что в долгу не останусь. Поэтому теперь тебе придется пару минут меня послушать. — Он сурово посмотрел на Уильяма, и тот в смущении отвел глаза.
— Только не воображай, что я оставлю тебе золотые горы, как богатые дядюшки в книжках, — продолжил дядя Болдуин. — Их у меня нет. Мои деньги ты, конечно, получишь, но если вычесть оттуда расходы на мое содержание, на врача и все прочее, там останется с гулькин нос — едва хватит доехать до Южных морей и обратно.
— Но я не собираюсь на Южные моря, — мягко возразил Уильям, просто чтобы не молчать.
— Это мы еще посмотрим. Надеюсь, что соберешься, иначе зачем бы я стал открывать тебе свою тайну? И потом — Боже правый! — почему бы не поехать? Тебе не повредит оторваться на время от Маркет-сквер и шахматной доски. В твои-то годы! Езжай, посмотри мир. Пока еще не поздно!
Уильям вспыхнул, уязвленный предположением, будто ему не хватит духу выбраться из Суффолка в большой мир. Он уже хотел огрызнуться, но дядя остановил его жестом и продолжил, резко сменив тон:
— Так вот, жалкая горстка денег не в счет, о ней и говорить не стоит, поэтому единственное, чем я могу тебя отблагодарить, — это посвятить в тайну. Не буду сейчас вдаваться в подробности, расскажу главное. Девять лет назад я плыл на одном корабле — куда, не скажу, и позже ты поймешь почему. Достаточно знать, что дело было в Южных морях. Мы порядком отклонились от курса. Двигатель-то у судна был, но горючее кончилось, и вот результат. В конце концов мы заметили впереди остров, не обозначенный ни на одной карте. Да-да, не удивляйся. Белых пятен на свете еще хватает, как бы там географы ни хвастались. И не какой-нибудь там вулканический остров, который сегодня есть, а завтра поминай как звали, — твердая скала, местами торчит из воды на несколько тысяч футов. Кроме камня, там почти ничего нет: пара деревьев, капля воды, и все, к тому же очень трудно пристать — такой вот неприветливый островок. Несколько миль суши, мимо не проскочишь, а карты о нем — ни гугу. Мы там высадились — исключительно в надежде на пресную воду, — и я назвал его Затерянный. По-моему, хорошее название.
