— Ну, да о вас тоже не скажешь, что вы худенький.
— Но и не толстый. Как говорится, склонный к полноте, но вполне в форме. Очень странно, что сама миссис Пузолли не считает себя крупной, её никак не убедишь в этом, вот почему мы всегда пререкаемся друг с другом в постели. Она утверждает, что я занимаю большую часть постели, а я знаю, что именно она не оставляет мне места.
— Может быть, вы оба правы.
— Нет, нет, она виновата в вечных перебранках: если я ложусь к стенке, она притискивает меня так, что сминает в лепёшку. Если ложусь с краю, то вылетаю с кровати, как пробка из бутылки.
— Почему же вы не заведёте себе постель пошире?
— Я предлагал ей, но она считает, что кровать и так велика, и места хватит, если я не буду ворочаться во сне. Невозможно переубедить её. Пусть теперь сама поспит в одиночку. Поверите, я впервые отлично выспался с тех пор, как покинул «Боадицию».
— «Боадицию»?
— Да, сэр, я служил вторым лейтенантом на «Боадиции» в течение трёх лет.
— Говорят, это прекрасный фрегат.
— Какое там! Такой теснотищи я нигде не встречал. Прямо ужас, я едва пролезал в дверь своей каюты, а я, как видите, не такой уж толстый.
«Господи, — подумал Джек, — неужели этот человек не понимает, как он безобразно толст?!»
Однако так оно и было. Мистер Пузолли был убеждён, что он всего-навсего хорошо упитан, хотя вот уже сколько лет он, как и сэр Фальстаф, не мог видеть своих коленей, не нагнувшись. Впрочем, помимо его тучности, о нём нельзя было сказать ничего плохого, — во всех других отношениях он был отличным моряком и товарищем. Тем не менее, прибегая к различным ухищрениям, капитаны стремились выжить его со своих судов под тем или иным предлогом, пока он наконец решил отправиться в Адмиралтейство, чтобы узнать, что они имеют против него. Первый лорд тотчас же угадал причину его служебных неудач, но, не желая обидеть его, указал, что с такой неблагозвучной фамилией он пригоден нести только портовую службу. Проболтавшись на берегу без дела некоторое время, он принял команду над каперским судном. Вот тогда-то его жена, любившая его до невозможности (по словам самого Пузолли), пристрастилась плавать с ним вместе с маленьким Билли. Пузолли был трезв, надёжен, сведущ в морском деле, но он весил полтора центнера, и этот вес перевешивал его шансы на продвижение по службе.
Как утверждает Шекспир, желание порождает мысли, так и у мистера Пузолли страстное желание казаться худым породило убеждение, что его ни в коем случае нельзя считать тучным человеком. Вот его жена, говорил он, действительно дородная, даже очень дородная женщина. И это обилие плоти у супругов стало постоянным, хотя и единственным, поводом, для раздоров между мужем и женой.
ГЛАВА XXXVIII,
в которой наш герой по своему обыкновению оказывается в самом центре событий
На одиннадцатый день плавания «Рибьера» вошла в пролив, и уже показался Гибралтарский утёс, когда солнце скрылось за горизонтом. Сразу же ветер стих, и к полуночи наступил штиль. Они легли в дрейф. На рассвете их разбудила пушечная канонада, и, выйдя на палубу, они заметили немного дальше в проливе английский фрегат, завязавший бой с девятью или десятью испанскими канонерками, которые вышли из Альхесераса на его перехват. Штиль продолжался, и шлюпки фрегата тянули его на буксире, разворачивая бортом к испанской флотилии, чтобы поставить её под огонь своих бортовых орудий. Белоснежные паруса, отражавшиеся в лазури вод, грохот канонады, раздававшийся над гладью моря и отражавшийся эхом в прибрежных скалах, белые дымки выстрелов, поднимавшиеся над кораблями к ясному голубому небу, — вся эта живописная картина, освещённая ярким солнцем, произвела бы впечатление на тех, кто склонен к любованию красотами природы. Но не таков был наш герой — он не стал тратить время на созерцание красот, а приказал готовиться к бою, и через некоторое время все стояли по местам согласно боевому расписанию.
— Пока им не до нас, мистер Изи, — заметил Пузолли, — однако не мешает быть наготове, так как мы не сможем пройти мимо них, не обменявшись несколькими залпами. Когда мы прошлый раз шли на капере, на нас напали две канонерки, и мы сражались с ними целых четыре часа. Их бомбы окатывали нашу палубу водой с кормы до бака, но так и не попали в нас — такая у нас была низкая осадка. Чёрт возьми, они, однако, садят по корпусу фрегата! Так вот, миссис Пузолли и Билли всё время находились на палубе. Билли просто прыгал от радости и даже заревел, когда его увели вниз завтракать.
— Вот это да! Миссис Пузолли, как я вижу, боевая женщина.
— Ни капельки не боится, сэр, ни картечи, ни ядер. Когда они со свистом проносятся над её головой, она только смеётся и просит Билли послушать, как они свистят. Да и чему тут удивляться: отец у неё — майор, а два брата — артиллерийские офицеры.
— Тогда конечно, — сказал Джек. — Но гляньте, с запада подул бриз.
— Правда, мистер Изи, и судя по всему, он будет дуть устойчиво. Тем лучше для фрегата — в этом сражении ему вряд ли достанутся лавры, скорее больше пробоин и потерь.
— Я надеюсь, что лавры достанутся нам, если мы поможем ему, — заметил Джек. — Далеко ли, по-вашему, канонерки от берега?
— Да, думаю, миль пять или около того.
— Обрасопьте реи по ветру, мистер Пузолли. Может быть, мы отвлечём на себя одну-две канонерки, правьте между ними и берегом.
— Слушаюсь, сэр! Эй, на марсе! Ставить добавочные топселя на брамстеньге! Убрать лиссели на стеньгах! Подтянуть лиссель-спирты! Рулевой, так держать! Мы их отрежем от берега, сэр, и постараемся не попасть под огонь береговых батарей.
Бриз посвежел, и на «Рибьере» были поставлены все паруса. Она неслась вместе с ветром, чуть ли не опережая его, — всего в полумиле впереди море было гладким как стекло, без малейшей ряби от ветра. Они достигли позиции между берегом и противником почти одновременно с ветром. Канонерки вели перестрелку с фрегатом и не обращали внимания на бригантину, мчавшуюся к ним. Наконец ветер донёсся и до испанцев, сперва лёгкий, потом окрепший, а «Рибьера» неслась, вспенивая воду, стремясь отрезать от фрегата несколько канонерок. Фрегат обрасопил паруса по ветру и направился, набирая ход, к испанской флотилии, которая теперь сочла за благо отвернуть на ветер и направиться к берегу под защиту береговых батарей. Но бригантина Джека уже стояла на их пути, пресекая попытки встать под берегом. На испанских судах царила растерянность. Напасть на бригантину означало бы потерю времени, что позволит фрегату приблизиться к ним, угрожая абордажем. Поэтому они ограничились только несколькими поспешными залпами, когда «Рибьера» промчалась между ними и берегом. Приблизившись к ним, Джек открыл огонь из восьмифунтовых карронад и из пушки с девятифунтовым зарядом. Канонерки ответили огнём. Джек добавил парусов на топселях, и завязалось жаркое сражение. Через несколько минут одна из канонерок лишилась снастей и замерла неподвижно. Фрегат под всеми парусами приближался к месту битвы, и его снаряды стали густо ложиться среди канонерок. Прекратив огонь, флотилия устремилась мимо бригантины к берегу, проходя в двух кабельтовых от неё. Джек обстреливал суда из орудий левого борта, в то время как пушки правого борта засыпали картечью несчастную канонерку, лишившуюся мачт и возможности двигаться. Вскоре на ней спустили флаг. Так как остатки испанского флота вскоре оказались вне пределов досягаемости пушек, Джек приступил к захвату приза, послав шлюпку с десятью матросами, чтобы взять его на буксир. Минут через десять фрегат стал в дрейф на расстоянии кабельтова от «Рибьеры», и наш герой отправился на борт фрегата. Садясь в шлюпку, он спросил:
— У нас много раненых, мистер Пузолли?
— Только двое: у Спирлинга картечью оторвало большой палец, а Джеймс тяжело ранен в бедро.
— Хорошо, я попрошу, чтобы нам прислали с фрегата судового хирурга.
