— Там эта белобрысая контра рвется, — сказал он. — Пускать? Да вот она и сама! Давай, не оступись, соратничек!
В кубрике пахло керосиновой гарью — лампа с закопченным стеклом покачивалась под настилом верхней палубы.
Стива, не различая лиц заговорщиков, но чувствуя на себе их взгляды, сказал, задыхаясь:
— Все пропало! — У него перехватило горло. — Они все знают… Мы раскрыты!
— Без паники, — сказал Мухта. — Сидеть тихо. Матросы — к себе! Выходить с разговорами, со смехом. Решение всем сообщат… Ну что? Откуда узнал?
Стива, запинаясь, глотая слова, рассказал о разговоре с вестовым.
Мухта расхохотался. Облегченно засмеялись и другие.
— И только? — спросил Мухта. — Да мало ли что о нас говорят и думают. Нам надо действовать, и побыстрей. Понял? Нефедова не отстранять! Попроси у него прощения! Хорошенько попроси, пусть при тебе будет, а мы за ним присмотрим, и за тобой тоже присмотр будет. К нам ни ногой. Большевички, наверное, опять накололи это твое посещение к нам. Лишних разговоров не надо. Сами будем тебя ставить в известность. Насчет всего. Еще одна просьба, заметь, мы не приказываем пока, только просим — поговори с Новиковым, можешь даже пригрозить слегка, но чтобы не спугнуть и не обернуть совсем против нас. Вот и все, ребята! Ни у кого нет предложений товарищу гардемарину? Нету! Пока! Иди, уже третий час пошел, скоро тебе заступать на вахту.
Как только захлопнулись двери люка, Мухта сказал:
— Дело серьезное, братишечки анархисты-боевики. Хоть мы и осмеяли Белобрысенького, а пахнет керосином. Завтра будет поздно. — Он сделал паузу и прошептал: — Выступаем сегодня на его вахте, — Мухта боднул головой вверх, — как только пробьют первую склянку. Понятно? Ну что затихли?
Свищ прихлопнул в ладоши:
— Переживаем, брат! Такое известие — дух захватывает у боевиков! Сколько ждали, и вот — пожалуйста! Погуляем, братишечки, снова в теплых морях, да не так, как с этими офицериками! Пощупаем мировую буржуазию! Подожжем соломку мирового пожара и сами на огоньке с девочками погреемся! Так я говорю, командир?
— Закрой поддувало! Пусть другие скажут, если есть что сказать.
Другие подавленно молчали.
Стива лег на диван не раздеваясь, до вахты оставалось около часа. В ушах еще звучал издевательский смех анархистов, перед глазами проплывали их лица. «А не послать ли все к черту?» — подумал он и улыбнулся своему малодушию. Сейчас, когда он лежал на мягком диване, плавно покачивающемся под ним, и слушал меланхолический плеск волн за бортом, все происшедшее казалось малозначительным, пустяшным эпизодом, издержками в большой игре, которую он вел. Действительно, Мухта держит себя безобразно и явно оттирает его на второй план. Стива снова улыбнулся, представив себе звероподобного машиниста в роли командира, а Свища старшим офицером. «Получится настоящий пиратский корабль», — подумал он, не подозревая, что разгадал их замыслы.
Он погрузился в чуткий сон, готовый вскочить от легкого прикосновения вестового и с первым ударом в рынду подняться на мостик. Сквозь сон с палубы доносился шум, топот, удары, похожие на выстрелы. «Шквал. Прозевал Горохов», — определил Стива. Клипер стал мягко катиться по скату волны, и Стива очутился в тропическом лесу. Он, задыхаясь, продирался сквозь густые папоротники, лианы душили его. Он плыл в густой, как тина, воде и, выйдя! на берег, очутился в Балаклаве, увидел на пустынной улице отца с корзиной баклажанов. Они разминулись, не поздоровавшись. И опять тропический лес. Поляна. На ней знакомый дом: магазин перчаток. Стива не удивился, как всегда бывает во сне, каким образом попал сюда дом Элен. В лавке было пусто — ни одной коробки перчаток. Элен стояла на прежнем месте за прилавком и печально сказала:
— Все, что осталось после, вас, купил Мухта, и я вышла за него замуж.
— Как же Фелимор? — спросил Стива и подумал: «Как же я?»
Элен ответила:
— Я люблю Мухту, — и заплакала.
И кто-то сказал:
— Вставайте, Степан Сергеевич. Скорее!
У дивана стоял Бревешкин. Даже при зеленом свете ночника было заметно, как он напуган, в его рачьих глазах застыл ужас.
— Вахта наша через склянку. Слушайте, какое дело. Кочегарье проклятое, анархия, мать се…
— Давай без матюгов.
— Есть! Бунт затевают. Мне Тимохин Димка сейчас сказывал, тоже с нашей вахты, марсовый, к анархистам, сука, переметнулся.
— Да что случилось? — Уже совсем пришел в себя Бобрин и понял, с чем пришел Бревешкин.
— Через сорок минут они всех порешить хотят. Димка сказал, что вы все знаете, и вот я к вам…
— Молодец! — На Стиву нашло прозрение. «Вот он, тот случай, когда от секунды промедления зависит самое главное — жизнь!» И он решился: — Иди к Горохову, живо пусть играет боевую тревогу.
— Да как же?
— Скажи, что передал Бобрин, приказ командира!
— Есть! — понял Бревешкин и вылетел из каюты.
Когда Стива вошел к командиру, там находился Громов.
— Извините! Чрезвычайное сообщение! На корабле готовится бунт.
В это время бешено зазвенела рында.
— Что такое? Уже? — командир посмотрел на Громова и выхватил револьвер.
Стива сказал, чеканя слова:
— Нет. Бунт назначен через тридцать пять минут. Я от вашего имени приказал объявить тревогу.
— Вы? Голубчик! Отлично! Это спутает их планы. Вот и Громов принес мне те же прискорбные вести…
Стиву будто прорвало, дрожа как в лихорадке, он перебил командира, хотевшего еще что-то добавить:
— Разрешите немедленно арестовать зачинщиков — Мухту и Свища?
— Да, да, голубчик! Сейчас же арестуйте. Громов!
— Есть!
— Возьмите свое отделение и следуйте с вахтенным начальником.
— Есть!
— А мы, Феклин, идем на мостик.
Феклин с первыми ударами рынды уже стоял в каюте с фуражкой и плащом. Воин Андреевич машинально взял и Иадел фуражку, а плащ отстранил рукой:
— И так, голубчик, жарко.
Феклин пошел следом, держа плащ.
На палубе было тихо и душно, волнение улеглось, казалось, корабль остановился посреди моря, залитого золотистым светом заходящей луны. Темное золото пропитало паруса и снасти, рулевые казались тоже отлитыми из золота или бронзы и были непомерно большими.
У трапа, в густой тени, командира встретил старший офицер и громко отрапортовал, что все подразделения на местах но боевому расписанию.
— Хорошо, хорошо. — Он отвел его в угол мостика. — Я приказал арестовать Мухту и Свища, извините, без вас — не было времени. Вот список, прикажите и этих взять под стражу! Бунт! Коля, дорогой, у нас! Уму непостижимо! Действуйте!
