Джек Логан
Железный мустанг
— Перегонять скот — все равно что отправлять нужду в ненастную погоду, — философски изрек И. В. — В обоих случаях можно искупаться не только в славе, но и в дерьме.
Слокум механически кивнул головой и зевнул. Он уже был сыт по горло бесконечными разглагольствованиями И. В. о мире, Западе, людях, скотине и дерьме, которыми тот его пичкал всю дорогу до Абилина и все обратные шестьдесят миль к юго-востоку от Ашланда, штат Монтана. Не то чтобы И. В. был самым большим треплом и занудой, с которым Слокуму когда-либо доводилось гонять скот, но семьсот миль верхом вокруг Черных гор по границе Плохих земель, через Великие равнины — вымотают душу из кого угодно. В монотонно-размеренном течении времени звук человеческого голоса действовал на нервы, как жужжание пчелы перед носом.
И. В. — иначе его никто не называл — коренастый, похожий на круглый кактус мужчина с розовой лысиной, одетый в задубевшую от пота грязно-серую куртку из грубой бумажной ткани и кожаные штаны, которые выглядели так, будто по ним прошлось десятитысячное стадо буйволов, Вилей Ханикатт — самый тощий и ленивый пьянчуга и бездельник, которого только приходилось встречать Слокуму (И. В. втихомолку утверждал, что Ханикатт будет слизывать пот с бычьих яиц, если его фляга с виски когда-нибудь опустеет), и Вэйд Симпсон, большеглазый, зеленый как трава юнец, который божился на Библии, что ему уже двадцать, и для солидности жевал табак «Боевой Топор», — все трое входили в число тридцати двух человек, которые, глотая пыль и дождь в течение всего лета, перегоняли скот Форда Сирлза на рынок в Абилине. Бесконечная тряска в седле, рев животных с утра до полудня и с полудня до вечера, поиски отбившихся от стада, жара, жажда, ветер, змеи, скука и в конце жалкая кучка «зелененьких», ровно столько, чтобы кое-как пережить зиму в условиях, далеких от комфорта, — все это мало сочеталось с представлением Слокума о нормальной жизни. Но пока ему, как и другим, приходилось заниматься именно этой работой.
Никто из тех, кого он знал, не считал работу пастуха приятным времяпровождением. На протяжении всего пути этот вопрос обсуждался десятки раз. Однако как ни крути, а Форд Сирлз платил на целую треть больше, чем любой другой скотовладелец в округе, у которого Слокуму случалось работать, поэтому, когда ему предложили эту работу, он долго не раздумывал.
— Он наверняка щедрый тип, — заметил Ханикатт, прихлебывая из фляги.
Сделав солидный глоток, он тщательно закупорил ее пробкой и повесил на место рядом с пороховницей.
— А я все-таки не понимаю, почему он не расплатился с нами в Абилине? — сказал Слокум. — Ехать обратно в Монтану не имеет никакого смысла. Пустая трата времени, на мой взгляд.
— Похоже, мистер Сирлз забыл поинтересоваться твоим мнением, — встрял в разговор И. В.
— Надо ехать туда, где деньги, — произнес их молодой спутник — Банк в Ашланде, наверное, ломится от долларов и только и ждет, чтобы с нами поделиться.
Солнце уже садилось, светлый круг, полузакрытый синебрюхим облаком — предвестником скорой бури. Двадцать минут назад они миновали каменный брод на Порошковой реке, где смыли дорожную грязь с лошадей, одежды, остудили лицо и голову прохладной влагой.
Все четверо падали от усталости. Они достигли уже того состояния, когда восемь часов сна, завернувшись в одеяло у тлеющего остатка маленького костра, не могли возместить израсходованной за день мускульной энергии и придать гибкость телу и его членам. Слокум не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь так уставал. У него было такое чувство, как будто его протащили за ноги через щель в двери коровника, выжав все соки из его костей и всю кровь из вен и артерий. Ему казалось, что он похож на вялую, мокрую крысу. Ковбой судорожно ловил воздух ртом, не в силах сделать глубокий вдох. Его голова, шея, глаза, внутренности разламывались от усталости. Руки, сжимающие поводья на уровне груди, казалось, утратили всякую чувствительность. Но из всех органов наибольшие мучения ему доставлял позвоночник, узкая цепочка хрящей, протянувшаяся от копчика до затылка. На протяжении более тысячи миль его подбрасывало, трясло, гнуло, ломало, толкало, било об твердое, как камень, седло. Слезать с лошади стало настоящей пыткой, особенно когда приходилось ступать на землю. Боль тупо отдавалась в крестце. Когда же Слокум садился на лошадь, осторожно устраиваясь в седле, боль с такой силой пронизывала его тело, что это было похоже на взрыв бомбы, зажатой между ног.
— Как насчет того, чтобы сделать привал, разжечь огонь и немного подкрепиться? — спросил Ханикатт.
— Я за, — поддержал его юноша.
Слокум замотал головой со всей энергией и выразительностью, которую позволяла ноющая шея.
— Нет, спасибо. Нам осталось каких-то сорок вонючих миль. Доберемся до места — будем отдыхать. Я сказал: едем дальше!
— Он прав, — заметил И. В.
Они ехали по широкой полосе скошенной травы, покрывавшей весь ландшафт, однообразие которого изредка нарушалось небольшими островками полыни. Чуть дальше виднелась река с поросшими ивняком берегами, а за ней на западе вырастала гряда скалистых гор Рокиз, напоминавших гигантскую красную игуану, припавшую к земле перед смертельным прыжком.
Воздух был душным, приближался дождь. Ветерок стих, позорно дезертировав перед лицом огромной тучи, накапливавшей ярость в синем небе. Они ехали навстречу сгущавшейся мгле — сквозь вечерние сумерки, только сухой перестук копыт по твердой земле нарушал тишину.
Слокум зевнул в кулак и с тоской подумал о простых прелестях жизни, в которых они были вынуждены себе отказывать за время своего нелегкого пути до Абилина: мягкие белые бедра, которые воспевал Ханикатт, горьковатое, приятное тепло виски, наждаком проходящее по всем внутренностям. Вкусная еда, веселая компания, игра за столом, короли, дамы, красные и черные тузы, появляющиеся в руке, растущая гора фишек, голубой табачный дым, обволакивающий головы игроков.
Там, впереди, его ждали триста «зелененьких», запакованных в конверт с надписью: «Дж. Слокуму». Триста хрустящих бумажек, которые обеспечат ему самую прекрасную жизнь, которую только можно купить за деньги в этой части мира. Это, конечно, не Мехико-Сити и не Фриско. Это даже не Абилин со свежевыглаженными простынями в номерах отелей, мягкими подушками и самыми смазливыми и чистыми женщинами во всем Ашланде. Но Ашланд со всеми своими прелестями стоял там, где и стоял.
«Проклятый Форд Сирлз! — выругался про себя Слокум. — Заставил нас тащиться обратно к самому началу пути, чтобы получить заработанные деньги. Мог бы, по крайней мере, предупредить, когда нанимал на работу».
