Макс Брэнд
Всадники равнин
Это был знаменательный день для Росса Хейла. Вся округа знала об этом. Встав рано утром — а ночью накануне он почти глаз не сомкнул, уж можете не сомневаться — он поглядел в зеркало, чувствуя себя необычайно бодрым, словно помолодевшим сразу на десяток лет.
Надел свой лучший костюм, с неудовольствием отмечая про себя, что сюртук блестит на локтях. Затем вышел во двор и впряг в повозку единственную пару лошадей. Эти две тощие коняги с понуро опущенными головами производили довольно удручающее впечатление; им едва хватало сил на то, чтобы еле плестись по дороге, волоча за собой повозку и поминутно при этом спотыкаясь, но Росс Хейл имел ещё обыкновение время от времени садиться в седло и разъезжать по холмам с инспекцией своих владений.
Россу было ужасно стыдно в столь великий день появляться перед всеми в таком убогом наряде, и ему оставалось утешать себя лишь мыслью о том, что окружающие отнесутся к этому с пониманием. Вся округа знала о пари, заключенным между Россом и Энди Хейлом одиннадцать лет назад, и теперь всем не терпелось поскорее узнать, в чью же пользу будет решен этот спор.
Не вдаваясь в излишние подробности, лишь заметим, что одиннадцать лет назад в доме Энди Хейла, где именно в тот момент находились его жена и жена Росса, случился пожар. Несмотря на отчаянные попытки спасти несчастных, обе женщины сгорели заживо. И оба брата остались в одинаковом положении: оба одинакового возраста (ибо они были близнецами), оба овдовели в один и тот же день, и у обоих осталось по сыну, которые были одногодками.
Наступила зима, время, когда они обсуждали друг с другом, какой жизнью теперь придется зажить им и их мальчикам, строили планы на будущее, каждый по своему представляя себе будущее для своего ребенка. По мнению Энди Хейла выходило, что у человека в этой жизни был всего один-единственный путь, и поэтому сам он признавал только его, считая делом стоящим. В доказательство своей точки зрения им приводились следующие аргументы:
— Только дурак станет жить в городе, когда есть возможность убраться подальше от него. Нет, все разумные люди стараются обосноваться на природе. Почему? Да потому что здесь и народу меньше, и дышится легче. Вот почему люди умные уезжают из городов. А если так, то где ещё найти более обширные просторы, как не здесь? Где еще, скажи на милость, есть такие горы, как у нас? Или лучшие пастбища для скота и лошадей? А?
И Энди Хейл, самым прекрасным образом вписывавшийся в окружавший его мир, решил, что сына своего он будет воспитывать в этом же духе, чтобы и тот пошел по его стопам, повторив от начала до конца весь путь, что был пройден до него отцом. По его настоянию юный Чарли Хейл ходил в ту же самую покосившуюся школу-развалюху, где и сам он в свое время выучился грамоте. Энди позаботился также и о том, чтобы сын не задержался в школе ни минутой дольше того времени, что когда-то провел за учением его отец.
— Мне этого хватило, чтобы выйти в люди. А раз так, то и моему мальчику будет вполне достаточно того же! — открыто заявлял он во всеуслышание, обращаясь ко всему миру вообще — и к своему брату в частности, так как начало великому состязанию между ними уже было положено.
Взгляды на жизнь Росса Хейла в материальном смысле отличались от убеждений его брата-близнеца. Росс не мог выразить словами, чем именно его не устраивала работа на пастбище. Он не имел ничего против того, чтобы выезжать туда; в каком-то смысле он был ковбоем — и помимо всего прочего так ловко управлялся с оружием, что за неимением лучшего вполне мог бы зарабатывать себе на жизнь охотой. И все же, будучи в целом вполне доволен жизнью, где-то в глубине души он подозревал, что существует некий призрачный горизонт, за которым открывается путь в совсем другой мир. И этот путь, подобно Млечному Пути в ночном небе, уводит в глубины человеческой души и ума.
Сам Росс Хейл не имел никакого представления о том, куда может завести человека неутолимая жажда знаний, но ему очень хотелось, чтобы его сын прошел через это, познав на собственно опыте то, о чем сам он никогда даже мечтать не мог. Поэтому он принял великое решение, что юный Питер Хейл должен поступить в школу, где его бы подготовили к поступлению в Восточный университет.
Он обратился за советом к Кроуэллу, состоятельному ранчеро, который в присущей ему уверенной манере высказал свое мнение по этому поводу:
— На всей земле есть лишь одно-единственное место, в котором американский мальчик может получить надлежащее образование, достаточное для последующего поступления в самый лучший университет Америки. Это, конечно же, школа Хантли. К тому же есть лишь один университет, лучший из лучших во всей Америке. Но об этом уже не мне говорить и не тебе слушать, потому что, если твой парень будет учиться в школе Хантли, то он наверняка узнает его название ещё до того, как закончит обучение.
Итак, дело казалось решенным, но уже при ближайшем рассмотрении сути проблемы, ранчеро столкнулся с первыми трудностями. Образование в Восточных Штатах было удовольствием не из дешевых; за учебу необходимо было платить, и зачастую деньги приходилось выкладывать немалые. Но уж коль скоро Энтони Кроуэлл высказал свое мнение по данному вопросу, то никто из окружающих не осмелился бы подвергнуть сомнению его слова, хоть, сказать по правде, заслуги коротышки-Кроуэлла по части скотоводства были более чем скромны! А потому ни тогда, ни потом Росс ни разу не усомнился в целесообразности того выбора, который он сделал для сына.
Ему пришлось забрать из банка все свои сбережения, которые пошли на оплату первого года обучения в школе Хантли. Но как бы там ни было, а только сделав свой первый взнос, он впредь не расставался с мечтой о том, чтобы довести начатое дело до конца и таким образом оправдать уже потраченные деньги. Тем более что каждый последующий год учебы оказывался дороже предыдущего.
Он не мог позволить себе потратить лишних две сотни долларов на поездку на восток, чтобы повидаться со своим мальчиком, точно так же, как не мог выложить ту же сумму за то, чтобы выписать сына к себе на запад. Годы шли один за другим, деньги с поразительной быстротой исчезали из кармана Росса Хейла, и за все это время свидеться с Питером ему так и не довелось.
Сам же Питер, хоть ему к тому времени исполнилось лишь четырнадцать, знал цену деньгам, и не желая быть обузой, написал домой письмо, в котором сообщил, что знает множество различных способов урезать карманные расходы и устроить все так, что к моменту поступления в колледж у него набралась бы сумма достаточная для оплаты за стол и проживание — и тогда ему, отцу, останется платить только за обучение. Это письмо затеплило в душе ранчеро слабую надежду, и он поспешил показать послание мистеру Энтони Кроуэллу, игравшему роль своего рода оракула по части образования, и услышал от него следующее:
