ответ.
— Дочь моя прекраснее, чем дикие розы Онтарио; голос ее приятен для ушей, как песнь королька, — ответил осторожный и хитрый вождь, который один из всей шайки не был до конца обманут роскошным и необычайным нарядом Юдифи. — Птица колибри ростом не больше пчелы, однако перья ее пестры, как хвост павлина. Великий дух иногда одевает самым ярким нарядом самых маленьких животных. И он же покрывает лося грубой шерстью. Все эти вещи выше понимания бедных индейцев, которым доступно только то, что они видят и слышат; без сомнения, у моей дочери очень большой вигвам где-нибудь на озере; гуроны не заметили его в своем невежестве.
— Я уже сказала тебе, вождь, что бесполезно указывать мой ранг и местопребывание, потому что вы все равно не поймете меня. Вы должны верить вашим собственным глазам. Разве покрывало, которое я ношу на плечах, похоже на покрывало обыкновенных женщин? В таких украшениях появляются только жены и дочери вождей. Теперь слушайте и узнайте, почему я пришла к вам одна и какое дело привело меня сюда. У ингизов, так же как и у гуронов, есть молодые люди. Только их гораздо больше, вы хорошо это знаете.
— Ингизов много, как листьев на деревьях. Каждый гурон знает это.
— Я понимаю тебя, вождь. Если бы я привела сюда мою свиту, это могло бы вызвать ссору. Мои молодые люди и ваши молодые люди гневно глядели бы друг на друга, особенно если бы мои молодые люди увидели, что бледнолицый привязан к столбу для пыток. Он — великий охотник, и его очень любят во всех дальних и ближних гарнизонах. Из-за него дело дошло бы до ударов, и обратный путь гуронов в Канаду был бы окрашен кровью.
— Пролилось уже так много крови, — возразил вождь угрюмо, — что она слепит наши глаза. Мои люди видят, что все это кровь гуронов.
— Несомненно. И еще больше гуронской крови пролилось бы, если бы я пришла окруженная бледнолицыми. Я слышала о Расщепленном Дубе и подумала, что лучше отпустить его с миром обратно в его деревни, чтобы он мог оставить там своих женщин и детей. Если он затем пожелает вернуться за нашими скальпами, мы встретим его. Он любит зверей из кости и маленькие ружья. Глядите, я принесла их сюда, чтобы показать ему. Я его друг. Когда он уложит эти вещи с другим своим добром, он направится в свою деревню, прежде чем мои молодые люди успеют нагнать его. И он покажет своему народу в Канаде, какие богатства можно добыть здесь теперь, когда наши великие отцы, живущие по ту сторону Соленого Озера, послали друг другу боевые топоры. А я уведу великого охотника, который нужен мне, чтобы снабжать мой дом дичью.
Юдифь, которая была достаточно хорошо знакома с индейскими оборотами речи, старалась выражать свои мысли пышными фразами, привычными этому народу, и это удалось ей лучше, чем она сама ожидала. Зверобой добросовестно служил ей переводчиком и делал это тем охотнее, что девушка старательно избегала всякой прямой лжи. Такова была дань, уплаченная ею отвращению молодого человека ко всякому обману, который он считал низостью, совершенно недостойной белого человека.
Возможность получить еще двух слонов и уже упомянутые нами пистолеты, один из которых был недавно испорчен, вызвала сильное волнение среди гуронов. Однако Расщепленный Дуб выслушал это предложение совершенно равнодушно, хотя еще недавно пришел в восторг, узнав о существовании тварей с двумя хвостами. Короче говоря, этот хладнокровный и проницательный вождь был не так легковерен, как его подчиненные, и с чувством собственного достоинства, которое показалось бы излишним большей части цивилизованных людей, он отказался от взятки, потому что не хотел действовать по указке дарительницы.
— Пусть моя дочь оставит этих двухвостых свиней себе в пищу на тот случай, если у нее не будет дичи, — сухо ответил он. — Пусть оставит у себя и маленькие ружья с двумя дулами. Гуроны бьют оленей, когда чувствуют голод, а для сражения у них есть длинные ружья. Этот охотник не может теперь покинуть моих молодых людей: они желают знать, такое ли у него мужественное сердце, как он хвастает…
— Это я отрицаю, гурон! — с горячностью перебил его Зверобой. — Да, это я отрицаю, потому что это противоречит правде и рассудку. Никто не слышал, чтобы я хвастался, и никто не услышит, если вы даже с меня живого сдерете кожу и затем станете жарить трепещущее мясо со всеми вашими адскими выдумками. Я человек скромный, несчастный, я ваш пленник, но я не хвастун, у меня нет к этому склонности.
— Юный бледнолицый хвастает тем, что он не хвастун, — возразил хитрый вождь. — Должно быть, он прав. Я слышу пение весьма странной птицы. У нее очень красивые перья. Ни один гурон не видывал таких перьев. Но им будет стыдно вернуться к себе в деревню и сказать своему народу, что они отпустили пленника, заслушавшись пения этой птицы, а имени птицы назвать не смогут. Они не знают, королек это или пересмешник. После этого моим молодым людям прикажут ходить в лес не иначе как в сопровождении матерей, которые будут называть им имена птиц.
— Вы можете спросить мое имя у вашего пленника, — сказала девушка. — Меня зовут Юдифь. И о Юдифи много говорится в книге бледнолицых, которая называется библией. Если я птица с красивыми перьями, то у меня все же есть имя.
— Нет, — ответил коварный гурон, внезапно заговорив довольно правильно по-английски. Он хотел этим доказать, что до сих пор только притворялся, будто не понимает этого языка. — Я не спрошу у пленника. Он устал, он нуждается в отдыхе. Я спрошу мою дочь со слабым умом. Она говорит правду. Поди сюда, дочь, отвечай. Твое имя Гетти?
— Да, так меня зовут, — ответила девушка, — хотя в библии написано «Эсфирь».
— Значит, твое имя тоже написано в библии. Все написано в библии. Ладно. Как ее имя?
— Юдифь — так пишется в библии, хотя отец иногда называл ее Джуди. Это моя сестра Юдифь, дочь Томаса Хаттера, которого вы называли Выхухолью, хотя он вовсе не был выхухолью, а таким же человеком, как вы сами; он жил в доме на воде, и этого должно быть вам достаточно.
Улыбка торжества засветилась на сморщенной физиономии вождя, увидевшего, каким успехом увенчалось его обращение к правдолюбивой Гетти. Что касается самой Юдифи, то
