— Нам властями предоставлено право… — начал было вожак и внезапно выкрикнул: — Хватай его, ребята!
Послышался шум короткой схватки, яростные ругательства Макнаба и торжествующий голос вожака:
— Отпустите его, но оружие не отдавайте. Макнаб, ты должен знать, что лучше не противиться правому делу, ты же представитель законности и порядка!
Снова взрыв издевательского смеха и выкрик Макнаба:
— Ладно, начинайте свой суд, но вы делаете это против моей воли. Я не верю, что вы представительное собрание.
— Все нормально, — возразил заводила. Затем в его голосе зазвучали кровожадные нотки: — Ну, Дэйли, давай ключи и выводи заключенного.
Толпа подалась к дверям тюрьмы, и в этот момент Коркоран вышел из-за угла и запрыгнул на низкое крыльцо, примыкающее к зданию. У некоторых раскрылся рот от изумления. Люди внезапно остановились, толкая пятками напирающих сзади. Людская волна отхлынула, оставив две отдельные фигуры: Макнаба, взъерошенного и обезоруженного, и волосатого гиганта, огромный живот которого перехватывал широкий пояс, сверкающий рукоятками пистолетов и ножей. В одной руке он держал веревочную петлю. Его заросшие бородой губы раздвинулись в оскале, когда он уставился на неожиданное препятствие.
Некоторое мгновение в наступившей тишине Коркоран молчал. Он не смотрел на бледное лицо Макбрайда, выглядывающего сквозь зарешетчатую дверь за своей спиной. Он стоял и смотрел в лицо толпы, слегка наклонив голову — собранная, неподвижная фигура, зловещая в своих непредсказуемых действиях.
— Ну, — наконец мягко произнес он. — Что задерживает уважаемый суд?
Вожак нерешительно взорвался:
— Мы пришли сюда судить убийцу!
Коркоран поднял голову, и предводитель невольно поежился под взглядом, в котором сверкнула смертельная угроза.
— И кто же у вас судья? — спокойно поинтересовался техасец.
— Мы выбрали Джейка Биссетта, — выкрикнул какой-то человек, показывая на стушевавшегося гиганта у крыльца.
— Так значит, собираетесь вершить шахтерский суд, — проговорил Коркоран. — Судья и присяжные из бродяг и тунеядцев — грязные свиньи!
Внезапная неконтролируемая злоба вспыхнула в его глазах. Биссетт, почувствовав его намерения, запаниковал, как вол перед убоем, и схватился за оружие. Пальцы едва успели коснуться ребристой рукоятки, как грохот и пламя сорвались с правого бедра Коркорана. Биссета отбросило от крыльца словно ударом молота; при падении веревка запуталась в его руках и ногах. Он лежал в пыли, и пыль постепенно темнела возле его тела, а волосатые пальцы конвульсивно дергались.
Коркоран не спускал глаз с толпы, мертвенно-бледный под своим бронзовым загаром. Глаза горели отблеском голубого адского пламени. Пистолеты были в обеих руках. Из правого ствола лениво вился дымок.
— Объявляю этот суд недействительным! — рявкнул он. — Судье выражено недоверие, а присяжных обвиняю в бесчестии! Даю тридцать секунд, чтобы очистили зал суда!
Он был один против сотни, но он был серым волком против стаи скулящих шакалов. Каждый в толпе знал, что скопом они смогут, в конце концов, одолеть его, но каждый знал цену, которую заплатят первые, решившиеся на это. Никому не хотелось быть в числе этих первых.
Толпа помялась в нерешительности, подалась назад — и сразу же стала распадаться во всех направлениях. Кое-кто не решался повернуться спиной, другие бесстыдно разворачивались и быстро удалялись прочь. Коркоран с рычанием сунул пистолеты обратно в кобуры и повернулся к двери, где Макбрайд стоял, вцепившись в прутья решетки.
— Я уж думал, что на этот раз я покойник, — выдохнул он.
Коркоран распахнул дверь и сунул пистолет Макбрайда ему в руку.
— Там за тюрьмой привязана лошадь, — произнес техасец. — Садись на нее и выметайся отсюда. Я отвечаю за это. Если ты останешься здесь, они подожгут тюрьму, а тебя пристрелят через окно. Ты сможешь выбраться из города, пока они очухаются. Я оправдаюсь перед Миддлтоном и Гопкинсом. Через пару месяцев, если хочешь, можешь вернуться и предстать перед судом. Для чистой формальности. К тому времени все прояснится.
Макбрайда не надо было уговаривать. Ужасная участь, которой он только что избежал, поколебала его мужество. Страстно пожав Коркорану руку, он со всех ног кинулся сквозь заросли к лошади, оставленной Коркораном. Спустя несколько мгновений он во всю прыть скакал прочь из Ущелья.
Подошел сердитый Макнаб.
— Ты не имел права отпускать его. Я пытался остановить толпу…
Коркоран резко повернулся и посмотрел на него, не стараясь скрыть свою ненависть.
— Ни хрена ты не пытался! Не тереби мне мозги, Макнаб. Ты завязан в этом деле, так же, как и Миддлтон. Ты разыграл комедию, чтобы потом объяснять Гопкинсу, как из кожи вон лез, останавливая линчевателей, но тебя пересилили. Я видел стычку, когда тебя схватили! Черт! Ты дерьмовый актер.
— Как ты смеешь так говорить! — взревел Макнаб.
Прежний тигриный блеск вспыхнул в голубых глазах. Коркоран вроде бы не шевельнулся и в то же время словно бы пригнулся, как ягуар перед смертоносным прыжком.
— Если тебе не нравится мое поведение, Макнаб, — вкрадчиво произнес он, — пожалуйста, как будешь готов, собирай свой суд!
Некоторое время они в упор смотрели друг на друга: Макнаб — сердито сдвинув брови, Коркоран — с усмешкой на тонких губах и с молниями в голубых глазах. Затем Макнаб с ворчанием отвернулся и пошел прочь, мотая кудлатой головой, словно бык перед красной тряпкой.
Глава 7
БЫВАЕТ, ХИЩНИКАМ ОБЛАМЫВАЮТ КОГТИ
Миддлтон резко осадил свою лошадь, когда Коркоран выехал из кустарника на обочине. Одного взгляда шерифу было достаточно, чтобы догадаться, что он отнюдь не в мирном настроении. Они встретились посреди ольховых зарослей почти в миле от Ущелья.
— О, привет, Коркоран, — заговорил Миддлтон, скрывая удивление. — Я разобрался с Брокманом. Это оказалось сплетней. Никакого золота у него не было. Поэтому…
— Брось! — отрезал Коркоран. — Я знаю, почему ты послал меня искать ветра в поле. По той же причине и ты умотал из города. Чтобы дать шанс друзьям Брента рассчитаться с Макбрайдом. Если бы я не развернулся и не поспешил обратно, Макбрайд бы сейчас дрыгал ногами в веревочной петле.
— Ты вернулся…?
— Да. И теперь Джейк Биссетт в аду вместо Макбрайда, который рвет когти из Уэйптона на моей лошади. Я же говорил тебе, что дал ему слово не допустить суда Линча.
— Ты убил Биссетта?
— Он уже холодный!
— Еще один из «стервятников», — отметил Миддлтон. Он не выглядел недовольным. — Брент, Биссетт — чем больше «стервятников» погибнет, тем легче нам будет удрать. Это одна из причин, по которой я убрал Брента. Но надо было не мешать им повесить Макбрайда. Конечно, я организовал это дело. Надо же было бросить кость друзьям Брента. Иначе у них появились бы подозрения.
