— В последний раз предупреждаю! Выходите с поднятыми руками и сдавайтесь!
В ответ получил только издевательский смех и мерзкие оскорбления в мой адрес, а также в адрес моих родителей.
— Ну ладно же! — Я был вне себя от злости. — Погодите, безмозглые твари!
Если вас расплющит в лепешку, так вам и надо. Потом не жалуйтесь!
Я что было сил начал толкать камень. Жилы на висках вздулись буграми, ноги на фут ушли в землю, из-под ногтей выступила кровь. И вот скала чуть шевельнулась. Я радостно поднапрягся, огромная глыба накренилась и поначалу как бы нехотя, а потом все быстрее и быстрее устремилась вниз по склону.
В воздухе повис вопль ужаса. Я отпрыгнул в кусты, но бандиты были настолько поражены увиденным зрелищем, что уже и думать забыли о стрельбе.
Целая скала круша все на своем пути, катилась прямой хижине.
Дверь распахнулась, и в проеме показалась голова. Не успел человек сделать шага, как я выстрелил, и, громко вскрикнув, он отпрянул вовнутрь — любой на его месте поступил бы точно так же, угоди ему в шляпу пуля из винчестера. В следующий миг скала достигла хижины. Удар пришелся по углу.
Послышался жуткий треск, и ветхое сооружение рухнуло, подняв столб пыли, коры и щепок.
Я сбежал по склону. Судя по слабым стонам и неуверенным проклятиям, исходившим из-под обломков, кое-кто еще оставался жив. Я заорал в какую-то щель:
— Теперь сдаетесь?
— Сдаемся, будь ты проклят! — глухо донеслось, будто из могилы. А потом:
— Помоги нам выбраться отсюда!
— Сначала бросьте оружие, — приказал я.
— Идиот! Ты что, издеваешься? — заорали они. — Да над нами тонны камней и бревен, мы и пальцем не можем шевельнуть — того гляди, раздавит в лепешку!
Помоги нам!.. слышишь ты, душегуб!
— Заткнитесь лучше, говорю я им. — Для чего ругаетесь? Я же с вами говорю нормально.
А те в ответ только застонали. Я принялся разбирать завал. Это было не таким уж сложным делом. Довольно скоро нашел чью-то ногу в башмаке.
Ухватился за нее обеими руками, резко дернул и достал всего человека — хозяина ноги; только этот глядел куда печальнее моего братца Бакнера после того, как тот на спор заломал кугуара голыми руками. Я вытащил из его кобуры кольт и уложил парня в сторонку отдыхать, потом занялся остальными. Всего бандитов оказалось трое, и вскоре они лежали рядком, на траве. Одежда их превратилась в лохмотья, кожу сплошь покрывали синяки и ссадины, из волос торчали щепки, но в остальном им здорово повезло: никаких, серьезных повреждений не обнаружил.
Понемногу их лица приобрели осмысленное выражение, и один слабым голосом произнес:
— Что-то я не припомню, чтобы в здешних местах случались землетрясения.
Ha моем веку это первое.
— Какое там землетрясение? — возразил другой. — Обычный обвал.
— Послушай-ка, Джой Портленд, — отвечает первый. Если я сказал землетрясение, значит, так оно и есть. Я не из тех, кого можно походя обозвать вруном.
— Да неужто? — ощерился другой. — Фрэнк Джексон, позвольте вам заметить, что…
— Сейчас не время для перебранок, — бесцеремонно прервал я их. — Чтоб вам не спорить попусту, скажу, что это я спихнул скалу вам на головы.
Парни уставились на меня, разинув рты, а один, покопав в ухе пальцем, спрашивает:
— Это еще кто такой?
— Неважно, — отвечаю. — Винчестер видите? Лежите тихо и не рыпайтесь.
Сейчас сюда подъедет шериф с помощниками, и я вас ему сдам.
— Шериф? — переспросил он, словно вконец оглох. — Какой такой шериф?
— Дик Хопкинс, — говорю, — из Ручья Гризли.
— Что-о? Ах ты, мерзавец! — взвился он — и вроде как попытался встать, но я не растерялся, нацелил винчестер, да как заору:
— А ну сядь! — Тот так и рухнул бледный и трясется весь, чуть речи не лишился.
Потом оклемался и заявляет:
— Послушай, — а у самого аж слезы на глазах, — это я, я — Дик Хопкинс. Я шериф из Ручья Гризли, а эти люди — мои помощники.
— Да ну! — говорю я ему с ухмылочкой. — А кто же тогда те парни, что вас обстреливали?
— Тарантул Биксби с бандой. Мы их преследовали, но сами нарвались на засаду. Их было больше, и нам пришлось укрыться в хижине. Позавчера они ограбили городской банк и сейчас с каждой минутой удирают все дальше и дальше! Ну, парень! Из всех безмозглых идиотов ты самый…
— Эй-эй! — прикрикнул я. — Полегче там! Вы что, за простачка меня держишь? Если Вы и впрямь шериф, покажи звезду.
— Она была приколота к подтяжке, — в отчаянии воскликнул он. — Когда ты потащил меня за ногу, подтяжка зацепилась за что-то и лопнула. Дай я поищу среди обломков и тогда…
— Сиди тихо, — приказал я. — Меня не облапошишь. Ты и есть Тарантул Биксби. Мне шериф сам сказал. Он скоро будет здесь вместе с помощниками, так что лучшее не двигайся и не болтай языком.
При этих словах мнимый шериф застонал и обхватил голову руками. Он даже ухитрился выдавать из себя несколько слезинок, но я был непреклонен.
Остальные двое всячески пытались убедить меня, что они шерифовы помощники.
Наконец мне до того надоело их хныканье, что приказал всем заткнуться и пригрозил, что иначе настучу им винчестером по головам. Я уже начинал нервничать, куда это запропастился Хопкинс со своими парнями, как вдруг тот, кто называл себя шерифом, заорал, да так страшно, что от неожиданности я чуть не застрелил его. Он что-то сжимал в кулаке, которым яростно размахивал в воздухе:
— Ага! — орал он так громко, что голос срывался на визг. — Видишь? Она, верно, завалилась под рубашку, когда лопнули подтяжки. Теперь убедился, тупоголовый гризли?! Я вгляделся повнимательней, и по всему телу побежали мурашки. В руке у него блестела серебряная шерифская звезда!
— Хопкинс сказал, что потерял свою в кустах, — сделал я слабую попытку возразить. — Может быть, вы просто нашли ее?
— Конечно, тебе лучше знать! — взорвался тот. — Ты сам из банды Биксби, и Тарантул нарочно оставил тебя, чтобы задержать нас, пока не смоется. Так знай же — за сопротивление властям тебе полагается как минимум девяносто лет тюрьмы! Я вспомнил удаляющийся конский галоп и весь похолодел. Выходит, меня околпачили, как последнего болвана! Настоящий шериф — вот он, передо мной! А вислобрюхий головорез, стрелявший в меня из кустов, и был не кто иной, как сам Биксби! Пока я сдерживал шерифа и его команду, бандиты благополучно скрылись, а я, значит, должен теперь отдуваться за всех!
— Давай винчестер и сдавайся, — говорит мне шериф. — Тогда, быть может, тебя и не повесят.
— Сиди ты! — огрызнулся я. — Конечно, я самый большой дурак из всех, кто объезжал мустангов, но даже самый распоследний идиот имеет хоть какое-то соображение. Папаша наказывал мне никогда не сопротивляться властям, но здесь особый случай, и вам не удастся упрятать меня за решетку только потому, что я принял вас не за тех, что вы на самом деле. Сейчас я поднимусь вверх по склону, но все время буду держать вас на мушке. И предупреждаю: при малейшем движении стреляю прямо по рукам.
