Услышав просьбу Матильды, несколько рейнджеров тут же скинули с себя рубашки, но Длинноногий Уэллейс даже не шелохнулся, хотя крупной Матти Робертс подошла бы только его рубаха.
— Думаю, Матти, что голой ты тут много не проходишь, — заметил он, невозмутимо потягивая свой цикоревый кофе.
— А почему нет? Мне не жалко показаться моим старым клиентам, — ответила Матильда, отмахнувшись от предложенных рубашек.
Длинноногий мотнул головой на север, где на горизонте на фоне яркого солнечного света надвигалась какая-то черная полоса.
— Видишь ли, вот-вот задует северный ветер, — сообщил он. — И если ты не накроешься, через часок на твоей бороде между ног повиснут сосульки.
— А мне незачем прикрываться, если кто-нибудь из наших проявит сердечность и согреет меня, — сказала Матильда, увидев, что голубое небо на северном горизонте заметно потемнело.
Несколько рейнджеров также обратили внимание на это явление и принялись натягивать на себя длинные рубашки и другую одежду, чтобы защититься от холодного северного ветра. Все знали, что Длинноногий Уэллейс умел безошибочно предугадывать погоду. Даже Матильда считалась с этой его способностью — она побыстрее направилась к своему тюфяку и там напялила на себя сразу пару рабочих кузнечных фартуков, которыми с ней расплатились во Фредериксберге за полученное от нее накоротке удовольствие. Она таскала также с собой старый изодранный капот, приобретенный несколько лет назад еще в Пенсильвании, и тоже надела его на себя. Холодный северный ветер быстро вытеснил тепло, хотя южное солнце и шпарило во всю мощь.
— Ну что ж, мы, как я вижу, одолели черепаху, — сказал майор Шевалье, останавливаясь у костра. — Сдается мне, что мексиканец погиб — с того берега реки никакого шума не слышно.
— Если он сдох, то считай, ему повезло, — заметил Длинноногий. — Там были трое индейцев, команчи, как я вычислил. Но я сомневаюсь, чтобы трое команчей возились бы всю ночь напролет, чтобы отправить на тот свет одного мексиканца.
Примерно в это же время на бивак вернулись со сторожевого поста на песчаном бархане Джош Корн и Эзикиел Мууди. Джош Корн был коротышка и едва доставал до пояса своему приятелю Мууди. Оба они сильно удивились, увидев, как, лежа на спине, размахивает в воздухе всеми четырьмя лапами каймановая черепаха, чуть ли не дотягиваясь до кофейника, подвешенного над костром.
— Что это все выряжаются, затевается парад? — задал вопрос Джош, увидев, как несколько рейнджеров натягивают на себя рубашки и другую одежду.
— Тот мексиканец никак не мог застрелиться. У него даже ружья не было, — произнес Боб Баском, не обращая внимания на вопрос Джоша.
— Да, не было, но зато он носил с собой нож, — напомнил ему Длинноногий. — И ножом можно убить себя, если знаешь куда пырнуть.
— А ты когда-нибудь пырял, хотел бы я знать? — спросил Гас и, отвлекшись, оставил Калла один на один с мексиканским мустангом.
Сейчас он чувствовал себя рейнджером на Диком Западе и потому жаждал набраться как можно больше всяческого опыта по возможности самоубийства в условиях, когда нависает угроза пленения, чтобы избежать неминуемых мучительных пыток.
— Ни один команч не успеет помешать тебе выпустить кровь из яремной жилы, если ты уже сумел как следует надраться, — сказал Длинноногий. Понимая, что многие рейнджеры знать не знали, что это за яремная жила, он вытянул вверх свою длинную шею и пальцем показал, где она расположена.
— Вот здесь, — пояснил он. — Нужно лишь проткнуть ее шипом мескита либо сильно ударить ребром разбитой бутылки, если под рукой не окажется ножа.
При этих словах Верзиле Биллу Колеману стало немного не по себе отчасти из-за выпитого мескаля, а отчасти от мысли о том, как он всаживает в яремную вену шип, чтобы избежать пыток команчей.
— А я бы предпочел пульнуть себе в башку, если бы успел, — заявил Верзила Билл.
— Это не так просто, — возразил Длинноногий.
Уж если он принял на себя роль инструктора, то ему не нравилось, когда его прерывают. Он считал себя знатоком по части того, как избегать ошибок — если человек вынужден убить себя побыстрее, то он обязан четко знать, как это нужно сделать.
— Только не запихивай ружье себе в глотку, если это не дробовик, — посоветовал он, заметив, как позеленел от подступающей тошноты Верзила Билл.
— А почему бы не запихать? Ведь если запихнуть ствол ружья в глотку, то уж в башку никак не промахнешься, — возразил Эзикиел Мууди.
— Нет, нет, так не пойдет, — настаивал на своем Длинноногий. — Пуля может отскочить от кости и вылететь из уха. А ты останешься вполне живым и тебя можно будет пытать целую неделю. Лучше уж нацелить ствол пистолета в глаз, нажать на курок — и будь здоров, тут уж наверняка мозги так и разлетятся. А если какая-то индейская баба окажется поблизости и откусит у тебя яйца и член, то тебе уже будет все равно.
— Ну, ребята, это уже радостный разговор, — вмешался в беседу майор Шевалье. — Жаль, что Матильда не идет назад, чтобы подобрать черепаху.
— Меня так и подмывает вернуться и еще разок проверить следы, — сказал Длинноногий Уэллейс. — Когда я смотрел их, уже смеркалось. Глянуть еще разок ничуть не повредит.
— Еще как повредит, если те команчи, которые схватили мексиканца, поймают и тебя в придачу, — заметил Джош Корн.
— Как же они поймают? Эти ребята теперь, считай, на полпути к Бразосу, — возразил Длинноногий.
В это время к костру вернулась Матильда. Присев на корточки около черепахи, она с выражением удовольствия на широком лице наблюдала, как та шевелится и извивается, лежа на спине. В одной руке Матильда держала томагавк, а в другой — небольшой охотничий нож.
— Таких черепах не отпускают до первого грома, а то они вцепятся в тебя, — предупредил Эзикиел.
Не обращая внимания на его никчемное замечание, Матильда Робертс схватила черепаху за голову, сильно сжала ей челюсти и полоснула ножом по шее. Все рейнджеры смотрели, как она разделывается с добычей, даже невозмутимый Калл. Кое-кто из них прожил на западных границах всю жизнь и считал себя бывалым охотником, но никому еще не доводилось видеть, как гулящая баба отрезает голову каймановой черепахи.
Черныш Слайделл смотрел на Матильду и ничего не видел. От мескаля он потерял зрение, теперь в течение нескольких часов в глазах у него все будет мелькать и прыгать. На лице Слайделла виднелось необычное родимое пятно — правое ухо было совершенно черным, отсюда и произошла его кличка. Брошенное вскользь замечание Длинноногого о том, что женщины из племени команчей любят откусывать яйца у пленных, ничуть его не обеспокоило. О подобных вещах он наслышался предостаточно, но считал их беспочвенными слухами и досужими выдумками. Однако Длинноногий Уэллейс считался общепризнанным знатоком по части обычаев индейцев и к его словам внимательно прислушивались, даже пока глазели, как Матильда отрезает голову у черепахи.
