— Имея хорошую информацию, на приисках можно делать настоящие деньги. Есть еще способ — скупить по дешевке лучшие владения. — Помолчав несколько минут, он объяснил: — Хорошая сделка наклевывается… через несколько месяцев… только, чтобы провернуть ее, нужны деньги. У меня столько не наберется.
— Изложите поподробней.
— Чуть позже, — ответил Хескет. — Сделка может принести миллионы. И заметьте, всего одна сделка!
— У меня есть акции «Соломона».
— Продайте их.
— А если цены поползут вверх?
— Этого не случится. Во всяком случае, в ближайшее время. И потом, вы сможете выкупить их обратно по более низкой цене.
Маркус последовал его совету и продал акции, а Хескет через брокера купил их. Когда спустя несколько дней стало известно, что акции «Соломона» упали в цене, Маркус был вне себя от счастья.
— Добрый совет. Не забуду его.
— Теперь подождите, — предупредил Хескет, — и не тратьте эти деньги.
Эл подозревал, что Маркус Зетцев скупал краденое. В районе порта орудовало несколько банд, в том числе шайка Сидни Дакса; они пробирались на стоявшие в гавани суда, в пакгаузы и крали груз.
Позже, будучи в благодушном, доверительном настроении, Маркус как-то признался:
— Никогда не покупаю краденого. Терпеть не могу подобных штучек. Только… — он широко улыбнулся, — я никогда не задаю вопросов. Приходит ко мне человек, у него есть кое-что на продажу, цена меня устраивает, и я покупаю. У меня нет оснований подозревать, что он нечестный человек. С какой стати я должен его подозревать?
Через несколько недель, когда акции «Соломона» окончательно упали в цене, Зетцев одолжил Хескету денег на их покупку. Тот взялся за дело осторожно. Он сам находил владельцев акций, имена которых разыскал в архивах «Соломона». Сначала сообщал им, что прииск подвергнут оценке имущества, потом предлагал выбор. Он был так осторожен, что завладел большей частью прииска еще до того, как проницательный Джордж Хирст осознал, что произошло. Хирст не имел дела с «Соломоном», но он, как и многие в Комстоке, считал Уилла Крокетта своим другом.
Хескет подъехал к Вирджиния-Сити поздним вечером. Он специально дождался, когда народ разбредется по салунам и на улицах никого не останется. Выбирая малолюдные переулки, добрался до прииска «Соломон».
Снаружи на здании конторы он прикрепил вывеску, а другую такую же повесил у входа в шахту. У входа на территорию «Соломона» установил третью табличку. Надпись на них гласила, что без подписанного суперинтендантом пропуска вход на территорию прииска запрещен.
На рассвете следующего дня, когда Крокетт первым подошел к прииску, то увидел возле установленной таблички вооруженного охранника. Тот преградил ему путь.
— У вас какое-то дело?
— Я Уилл Крокетт!
Охранник пожал плечами.
— А мне наплевать, кто вы такой! Есть пропуск — проходите, а нет — значит, нельзя.
— Послушай, какого черта? Я владелец этого прииска!
— Мне приказано пускать только тех, у кого есть пропуск. Это распоряжение суперинтенданта Хескета, и он…
— Супер-кого?
Охранник, здоровый парень с дубинкой в руках и револьвером на поясе, проговорил:
— Мистер, если вам нужно пройти, то попросите разрешение на это в письменной форме. Вы отдаете мне письмо к мистеру Хескету, а я позабочусь, чтобы его ему передали.
Он махнул рукой на территорию прииска.
— Сейчас идут взрывные работы. Мы бы не хотели, чтобы с вами что-нибудь случилось.
Уилл посмотрел на него, потом на здание, где располагалась контора, повернулся и пошел прочь.
— Какая неслыханная наглость! — сказал он, придя в кондитерскую. — Да провалиться мне на месте, если я напишу это письмо!
— У него теперь контрольный пакет, вот он и устанавливает свои правила.
Новость быстро дошла до Тревэллиона. Он только что закончил сверлить шпуры и набивать их взрывчаткой и поднялся на поверхность. Молча выслушав рассказ Уилла, Вэл воздержался от комментариев, так как считал его слишком прямолинейным и простодушным.
Помимо этой истории, в то время существовали еще две темы для разговоров — это соперничество Хинана и Сэйерса и предстоящие выборы. Кандидатом выставлялся Сьюард. Южане грозили отделиться.
Когда Тревэллиона спрашивали об этом, он пожимал плечами.
— Я плохо разбираюсь в политике. На Востоке не жил, знаю только Западное побережье.
На самом деле его раздражало, что он так мало знает. Прежде он избегал разговоров о политике и лишь изредка читал о ней в случайно подвернувшихся газетах, как правило далеко не свежих. Теперь же, уже почти год будучи гражданином, он с некоторой неловкостью ощущал собственное неведение.
Однажды при нем упомянули о Линкольне и спросили:
— А ты что о нем думаешь?
— О ком? — переспросил Тревэллион, и все посмотрели на него с недоумением.
— Эйб Линкольн из Иллинойса.
— Что-то не слышал о таком.
Выручил его Ледбеттер:
— Да наверняка слышал! Ну помнишь, он еще вел спор с Дугласом?
— А-а, тот самый? Я был тогда на Западе. Так и не знаю, о чем они там говорили.
В шахту Тревэллион вернулся, когда пороховой дым рассеялся. Он подошел к разлому. Осмотрев его, присел на груду обломков, подобрал несколько штук и принялся разглядывать их, потом снова взглянул на разлом. Теперь жила шла вглубь. Но стала шире. Присвистнув от удивления, Вэл вышел на воздух.
Через некоторое время он снова спустился под землю, отбросил породу и тщательно рассортировал ее. Порода оказалась богатой, но легко крошилась — с такой трудно работать. Вэл никогда не отличался болтливостью и теперь предпочел помалкивать о своих делах. К счастью, никто пока не догадывался о его открытии, и он понимал, чем дольше сохранит его в тайне, тем лучше.
Умывшись, Тревэллион снял грязную одежду, переоделся в чистую и приготовил кофе, потом вышел на улицу. Близился вечер, и многие уже закончили работу. Кое-где еще раздавались тяжелые удары дробильных машин, но Вэл их не слышал — он давно научился не обращать внимания на подобные звуки.
Спустившись немного вниз по склону, он сел на большой камень и принялся изучать гору. Конечно, трудно сейчас сказать, в каком направлении пойдет жила. Не один он в Комстоке ломал над этим голову. Тревэллион посмотрел на соседний участок, расположенный к северу. Он принадлежит ирландцу по имени Лайдон. А тот, что лежал к востоку, являлся собственностью голландца-парикмахера.
Вэл зашел в парикмахерскую.
— Постричься можно?
— Устраивайся вон там на стуле.
Тревэллион опустился на плетеный стул, разглядывая себя в зеркало. Были времена, когда он стригся чаще.
