когда общественное положение больше чем в наши дни сказывалось в одежде. Несмотря на привычку к самообладанию, Чингачгук не мог удержаться от восхищенного восклицания, когда Зверобой развернул кафтан и показал его присутствующим. Роскошь этой одежды несказанно поразила индейца. Зверобой быстро обернулся и с некоторым неудовольствием поглядел на друга, высказавшего этот признак слабости. Затем, по своему обыкновению, задумчиво проговорил себе под нос:
— Такая уж у тебя натура! Краснокожий любит рядиться, и осуждать его за это нельзя. Это необычайная одежда, а необычайные вещи вызывают необычайные чувства… Я думаю, это нам пригодится, Юдифь, потому что во всей Америке не найдется индейца, сердце которого могло бы устоять перед такими красками и таким блеском. Если этот кафтан был сшит для вашего отца, вы унаследовали от него вашу страсть к нарядам.
— Этот кафтан не мог быть сшит для моего отца, — быстро ответила девушка: — он слишком длинен, а мой отец невысок ростом и плотен.
— Да, сукна пошло вдоволь, и золотого шитья не жалели, — ответил Зверобой со своим тихим веселым смехом. — Змей, эта одежда сшита на человека твоего сложения. Мне хотелось бы увидеть ее на твоих плечах.
Чингачгук согласился без всяких оговорок. Сбросив грубую поношенную куртку Хаттера, он облачился в кафтан, сшитый когда-то для знатного дворянина. Это выглядело довольно смешно. Но так как люди редко замечают недостатки своей внешности или своего поведения, то делавар с важным видом стал изучать совершившуюся с ним перемену в дешевом зеркале, перед которым обычно брился Хаттер. В этот миг он вспомнил о Уа-та-Уа, и мы должны признаться, хотя это и плохо вяжется с серьезным характером воина, что ему захотелось показаться ей в этом наряде.
— Раздевайся, Змей, раздевайся! — продолжал безжалостный Зверобой. — Такие кафтаны не для нашего брата. Твоя натура требует раскраски, соколиных перьев, одеял и вампума, а моя — меховой куртки, тугих гетр и прочных мокасин. Да, мокасин, Юдифь! Хотя мы белые, но живем в лесах и потому должны приноравливаться к лесным порядкам ради удобства и дешевизны.
— Не понимаю, Зверобой, почему одному человеку нельзя носить малиновый кафтан, а другому можно! — возразила девушка. — Мне очень хочется поглядеть на вас в этой красивой одежде.
— Поглядеть на меня в кафтане, сшитом для лорда? Ну, Юдифь, вам придется ждать, пока я совсем не выживу из ума. Нет, нет, девушка, с моими врожденными привычками я буду жить, с ними и умру, или пусть лучше никогда больше не подстрелю ни одного оленя и не поймаю ни одного лосося. В чем я провинился перед вами? Почему вы хотите видеть меня в таком шутовском наряде, Юдифь?
— Я думаю, Зверобой, что не одни лживые и бессердечные франты из форта имеют право рядиться. Правдивость и честность тоже могут требовать для себя почестей и отличий.
— А какая для меня особая почесть, Юдифь, если я выряжусь во все красное, словно вождь мингов, только что получивший подарки из Квебека? [48] Нет, нет, пусть уж я останусь таким, как есть, от переодевания я все равно лучше не стану… Положи кафтан на одеяло, Змей, и посмотрим, что еще есть в этом сундуке.
Заманчивое одеяние, которое, разумеется, никогда не предназначалось для Хаттера, отложили в сторону, и осмотр продолжался. Вскоре наружу извлекли все мужские костюмы, по качеству ничем не уступавшие кафтану. За ними последовали принадлежности женского туалета и прежде всего прекрасное платье из парчи, немного испортившееся от небрежного хранения. При виде его из уст Юдифи невольно вырвалось восторженное восклицание. Девушка очень увлекалась нарядами, и ей никогда не приходилось видеть таких дорогих и ярких материй даже у жен офицеров и других дам, живших за стенами форта. Ее охватил почти детский восторг, и прежде чем продолжать осмотр, она решила примерить туалет, столь мало соответствовавший ее привычкам и образу жизни. Она убежала к себе в комнату и там, проворно скинув опрятное холстинковое платье, облеклась в ярко окрашенную парчу. Наряд этот пришелся ей как раз впору. Когда она вернулась, Зверобой и Чингачгук, которые коротали время, рассматривая мужскую одежду, вскочили в изумлении и в один голос издали такое восторженное восклицание, что глаза Юдифи заблистали, а щеки покрылись румянцем торжества. Однако, притворившись, будто она не замечает произведенного ею впечатления, девушка снова села с величавой осанкой королевы и выразила желание продолжать осмотр сундука.
— Ну, девушка, — сказал Зверобой, — я не знаю лучшего способа договориться с мингами, как послать вас на берег в таком виде и сказать, что к нам приехала королева. За такое зрелище они отдадут и старика Хаттера, и Непоседу, и Гетти.
— До сих пор я думала, что вы неспособны к лести, Зверобой, — сказала девушка, польщенная его восторгом в большей степени, чем ей хотелось показать. — Я уважала вас главным образом за вашу любовь к истине.
— Но это истинная правда, Юдифь! Никогда еще мои глаза не видели такого очаровательного создания, как вы в эту минуту. Видывал я в свое время и белых и красных красавиц, но до сих пор еще не встречал ни одной, которая могла бы сравниться с вами, Юдифь!
Зверобой не преувеличивал. В самом деле, Юдифь никогда не была так прекрасна, как в эту минуту. Охотник еще раз пристально взглянул на нее, в раздумье покачал головой и затем склонился над сундуком, продолжая осмотр.
Достав несколько мелких принадлежностей женского туалета, по качеству вполне соответствовавших платью, Зверобой молча сложил их у ног Юдифи, как будто они принадлежали ей по праву. Девушка схватила перчатки и кружева и дополнила ими и без того богатый наряд. Она притворялась, будто делает это просто ради шутки, но в действительности ей не терпелось еще больше принарядиться, поскольку это позволяли обстоятельства. Когда из сундука вынули все мужские и женские наряды, показалась другая холстина, прикрывавшая все остальное. Заметив это, Зверобой остановился, как бы сомневаясь, следует ли продолжать осмотр.
— Я полагаю, у каждого есть свои тайны, — сказал он, — и каждый имеет право хранить их. Мы уже достаточно порылись в этом сундуке и, по-моему, нашли в нем то, что нам нужно. Поэтому, мне кажется, лучше будет не трогать дальше и оставить мастеру Хаттеру все, что лежит под этой покрышкой.
— Значит, вы хотите, Зверобой, предложить ирокезам эти костюмы в виде выкупа? — быстро спросила Юдифь.