Но Аллан отмел все горестные мысли в сторону.
— Не важно, что с остальными, — пробормотал он, когда рядом кто-то жалостно застонал. — Среди них не было хороших людей, кроме тебя, Джим. Куда тебя ранили?
— Со мной все кончено, — ответил Джим. — Я умираю. И если бы у меня был шанс протянуть еще немного, я бы доказал всем на свете, что я не сволочь. Но я умираю.
— Куда тебе попали?
— Куда-то в бок. С такой дырой долго не живут. Я знаю. Я видел раньше…
Он запнулся и закашлялся. Когда несчастный снова мог говорить, он еле слышно выдохнул:
— Кто выиграл?
— Никто. Все убиты.
Слабая улыбка коснулась бледных губ Джима.
— Тогда миллион долларов достался тебе, старик. Что ты будешь с ним делать?
— Верну тем, кому он принадлежал.
У Джима округлились глаза.
— После того, как мы боролись и умирали за эти деньги?
— Грязные деньги, — печально, но твердо ответил Аллан. — Я думал, что люди, которые на такое способны, великие люди. Но вижу только грязь и ничего больше. Выше нос, славный парень Джим! Ты еще не умер, и с Божьей помощью мы выберемся из этой переделки.
Далеко вверху по каньону раздался топот копыт. Аллан оглянулся и увидел двух всадников, скачущих быстрым галопом.
— Кажется, они едут сюда! — радостно воскликнул он. — Если это честные люди, они помогут тебе, Джим. А если это ребята Рэмзи…
И он потянулся к винтовке, заканчивая фразу. Но в следующее мгновение отбросил оружие, воскликнув странным голосом:
— Это честные люди, Джим. Ты спасен!
Он узнал Джардайна и Джонстона. Глазам этих достойных джентльменов предстало необычное зрелище — длиннорукий парень махал им изо всех сил и кричал, чтоб они поспешили.
Подъехав, друзья спешились, держа Аллана на мушке.
— Ты сдаешься, Ал Винсент? — вопросили они.
— Спасите Джима, — ответил он, — и я пойду за вами в тюрьму!
Глава 32
ПЕРВОКЛАССНЫЙ ДУРАК
О том, как они спасали Джима, подробно рассказали газеты. Втроем они перенесли раненого в лачугу и оказали первую помощь. Из двух банд в живых осталось девять человек, но все в очень тяжелом состоянии. Остальные были мертвы, и Кристофер с Рэмзи в том числе.
Потом Джонстон проскакал десять часов до ближайшего поселка, сообщил о случившемся и двинулся обратно с подмогой — желающих было хоть отбавляй. К счастью, в городе тогда находился корреспондент газеты. Он приехал записать какую-нибудь историю из жизни фермеров. Услышав новость, он тотчас же забыл о фермерах и поехал в первых рядах спасателей. Именно он поведал миру о трагедии в каньоне Солисбери. Он рассказал об этом месте, о трупах, о том, как их хоронили, и об эпитафии, выбитой на их надгробии. И о том, как он увидел Уолтера Джардайна, ухаживавшего за девятерыми беспомощными инвалидами, и помогал ему только один преступник, отпущенный под честное слово. Он также узнал, что этот бандит сдался в руки правосудия, чтобы спасти раненого товарища, и не воспользовался шансом загрести миллион долларов. Он ведь запросто мог вскочить на коня и ускакать прочь.
Сюжет так захватил репортера, что он сам подхватил лихорадку. Каждую минуту появлялась новая статья. Когда преступников вывезли из долины, он записал все слова, слетевшие с их губ. Нью-йоркский редактор был вне себя от счастья. Уже пять дней, как его газета печатала сенсационные статьи. И он наказал корреспонденту не пропускать ничего, ни одного эпитета, подробно описывая все, что он видел, слышал и чувствовал. И корреспондент не оплошал. Так Аллан Винсент стал национальной достопримечательностью.
Его фотография облетела восточную часть страны со скоростью курьерского поезда. В различных ракурсах он красовался и в воскресном приложении, и в иллюстрированных журналах. Сентиментальные писательницы рвались взять у него интервью и пересказать его историю. К его имени добавили множество определений. Его называли Головорез Винсент. Его обзывали бандитом, гангстером, отшельником, прирожденным убийцей.
В довершение директор банка, в котором Аллан когда-то служил, узнал его на фото и побеседовал с журналистами, после чего вышла статья на четыре колонки о юности этого героя Запада.
Вся эта история стала отличной газетной сенсацией. Притом она была очень сентиментальной. Поскольку Джим Джонс сознался, что единственной причиной, по которой Винсент Аллан вступил в банду Кристофера, была их дружба. Это стало последней каплей во всеобщем восхищении.
Имя Винсента Аллана было у всех на устах. Надеясь узнать что-нибудь новенькое о нем, люди спозаранку бежали к входной двери за свежей газетой.
А что же наш герой? Бедный Винсент Аллан сидел в тюрьме маленького городка Эль-Райдел и слушал, как его жители приветствуют нового шерифа, Элиаса Джонстона.
Элиас вернул утраченную славу. И хотя он заявил, что ни Джардайн, ни он сам не сделали ничего выдающегося и Винсент Аллан сдался по собственной воле, это не возымело результата. И было объявлено ложной скромностью и выдумкой. Вопреки всем фактам, из Джонстона и Джардайна сделали героев. А Винсента провозгласили страшным злодеем, тем же способом и по той же причине.
«Когда мы вздернем парочку таких, как он, — заявляло общественное мнение, — сила и слава Запада возрастет настолько, что честные и законопослушные граждане смогут здесь жить спокойно».
В то же время Аллану приносили газеты. У него появилась возможность посмотреть на себя со стороны, как его увидели другие, и, бывало, он спрашивал шерифа Джонстона:
— И это все правда, Эли? Это все обо мне?
Потом был суд. Он получился необыкновенным, отчасти потому, что обстоятельства дела разнеслись по всей стране, отчасти потому, что был он необычайно краток. Государство обвинило этого человека в участии в убийстве конвоира поезда. То, что он там был, считалось доказанным. Что же до погибших в каньоне, их жизни давно были вне закона и их убийство не считалось за преступление.
Сам Аллан просто говорил, что заслуживает смерти, что он в смущении и раскаянии и что достаточно прочесть газеты, чтобы убедиться, насколько он погряз в преступлениях. И молодой адвокат, которому судья поручил вести дело Аллана, не нашелся что ответить своему подопечному. Все, что он посоветовал своему клиенту, — это признать себя виновным, что Аллан и сделал.
Суд, для соблюдения приличий, удалился на десять минут и, вернувшись, огласил приговор. Аллан стоял с двумя охранниками по бокам и слышал слова: смерть через повешение. Но пока судья говорил, его голос значил для Аллана не больше, чем звон колокольчика. В эту минуту он напряженно следил за воробьем, порхающим в открытом из-за жары окне. Он рассматривал широкий горячий квадрат этого окна на полу. И щедро смазанные помадой волосы клерка, сияющие как полированное дерево, когда он склонялся над своей тетрадью. И быстро строчащий карандаш судебного репортера. И морщины на лбу судьи, то появляющиеся, то исчезающие, то снова появляющиеся на добром лице человека, говорящего эти страшные слова.
