Золото Эдамса осталось лежать на дне спокойно вьющегося по лугу потока, с хижиной, лугом и ручьем ничего страшного не произошло. Тайный индейский проход в каньон, по которому тридцать три года назад Нана провел свой отряд, чтобы уничтожить эдамсовскую компанию, был завален, а Z-образная тропа подсократилась футов эдак на восемьсот: с этого момента сокровища Сно-та-эй навеки были похоронены в каньоне Дель Оро.
Вернувшись к женщинам, Маккенна рассказал им об увиденном. Обе дамы некоторое время молчали, а затем Маль-и-пай покорно заметила:
— Благословен будь Йосен! Скажи, Голубоглаз, сколько времени потребуется, чтобы добраться до того миленького домика, который ты хотел купить для Заморыша и старухи-матери?
Маккенна захохотал. Фрэнчи и Маль-и-пай тоже. Все почувствовали удивительное облегчение. Отсмеявшись и сняв копившееся все эти дни напряжение, путешественники вновь сели на коней и через Потайную Дверь выехали на свободу. Было всего десять утра, и сияющее солнце, словно огромный бриллиант, предвещало превосходный день. Путь их лежал к Тыквенному Полю…
К Апачскому Почтовому Ящику подъехали в пять часов дня. Маль-и-пай снова занервничала. Когда Маккенна спросил, что случилось, она указала на скалу, сказав, что кто-то переменил палочки. Те, что торчали вчера, исчезли. А эти совсем другие.
Маккенна начал было успокаивать старуху, но затем решил поступить иначе. В воздухе витало нечто. Взгляд старателя скользнул вверх по пирамиде. Фрэнчи внимательно наблюдала за ним. Старуха тоже. Маккенна натянул поводья.
— Мать, — сказал Маккенна, — давай-ка поднимемся и посмотрим, о чем теперь говорят палочки.
Маль-и-пай неохотно кивнула и повернула кобылу к «Почтовому Ящику». Маккенна с Фрэнчи не отставали. Не доезжая до пирамиды, они остановились. Маккенна почувствовал, как волосы встают дыбом: палочки действительно были новыми и стояли в новой комбинации…
Он взглянул на Маль-и-пай.
Старая скво ощущала присутствие духов. Она была обеспокоена, встревожена, испугана. Ей хотелось, как можно быстрее уехать прочь от этого проклятого места. Но она придержала пони и в изумлении уставилась на «говорящие» палочки. В гнетущей тишине, ожидая приговора, Маккенна стал изучать землю. И снова почувствовал, как шевелятся волосы на загривке. Свежих следов не было: ни отпечатков лошадиных копыт, ни ног, обутых в мокасины. Никаких других знаков, указывающих на земное происхождение оставляющих палочки «гостей», он не увидел. Пусто было возле одинокой пирамиды. Взгляд старателя метнулся к иссохшей фигуре старухи.
— Мать, — осторожно спросил он, — ты можешь прочитать то, что тут «написано»?
— Да, — ответила Маль-и-пай, — могу.
— И что?
Прежде чем ответить, индианка долго изучала лицо белого, словно хотела измерить глубину его порядочности. Наконец, она удовлетворенно кивнула.
— Первые палочки означают: «спасибо».
— А остальные, мадре?
Ее сморщенные губы плотно сжались.
— А остальные, Маккенна, — сказала она, — образуют Знак Ножа.
Шотландец в недоумении вперился в темные индейские глаза.
— Беш? — выдохнул он. — Ты хочешь сказать, фраза звучит, как «спасибо — от Беша»?
Но старуха не ответила. Она развернулась и вместе с Фрэнчи погнала лошадей к темнеющему ущелью Каньона Тыквенного Поля. Там, ниже по тропе, иссыхали древние поля и пыльные ирригационные арыки. Оставалось время только на то, чтобы засветло выбраться из каньона и к ночи доехать до старой дороги, ведущей к форту Уингейт.
Осмотревшись, Маккенна содрогнулся. Внезапно ему стало жутко одному в этом мрачном, покрытом застывшей лавой ущелье. Он пришпорил коня и бросился догонять женщин. Топотанье крепеньких копыт маленькой лошадки гулом отдалось от стен таинственного места, пропитанного потусторонней тишиной. Звук испугал пони Он захрипел, фыркнул и, содрогаясь от страха, отпрянул назад. Маккенна потихоньку зашептал ему на ухо ласковые успокаивающие слова, немного утихомирил, а потом снова пришпорил его.
Шотландец не потрудился обернуться, чтобы в последний раз взглянуть на каменную пирамиду и палочки, оставленные в ней либо духом, либо привидением. Воспоминания остались жить только в его памяти.
Может, это было и к лучшему. Потому что Глен Маккенна так и не увидел призрачного индейского всадника, который, высокий и стройный, сидел на огромной спине бледного мустанга и прозрачной рукой чертил в воздухе знак, на языке апачей чирикауа означавший: «Благословляю тебя, брат».
Сосуд.
Хайлендер — житель гор.
