— Все было по-честному.
— Когда дело доходит до драки, то чести в этом нет никакой, — натянуто проговорил старик.
Юный Фэнтом презрительно взглянул на него, но промолчал.
— А вы, похоже, наслышаны обо мне, — заметил он.
— Когда-то я тоже был молодым, — тихо сказал Куэй, после чего продолжил свое повествование: — Вернувшись из колонии, ты провел на свободе всего несколько месяцев. За это время ты убил индейца в Чиуауа, а потом ещё Линча и Гарри Лорда, хоть эти двое и слыли опытнейшими стрелками.
— Они первыми начали.
— А ты не пожелал смириться и подставить вторую щеку. Что ж, очень хорошо. Но в тюрьму тебя посадили вовсе не за это. После ты ранил троих охранников и ограбил дилижанс.
— И за решетку упекли лишь меня одного! А те два гада, которые и подбили меня на это дело, благополучно отмазались и остались как бы не при чем…
— Подбили тебя?
— Ну да, они всячески подначивали меня. Не принять брошенный мне вызов я не мог… тем более тогда!
— И тогда судья отправил тебя в тюрьму. Что ж, те двое, по-видимому, ничего из себя не представляли, а тебе это только на пользу пошло. Ты же словно из железа выкован.
— Эх, если бы это железо превратить в стальной нож, то я не отказался бы влезть по самую рукоятку под ребро закону! — выпалил юноша. — Мне досталось от него по первое число!
— Это потому что ты с завидным упорством пытался пробить головой каменную стену. А как только они увидели, что ты начинаешь справляться, то тебе скостили срок!
— Это заслуга надзирателя, — ответил юноша. — Душевный, замечательный человек…
— Полагаю, это был именно тот самый надзиратель, от которого поначалу тебе больше всего доставалось.
Фэнтом ошеломленно замолчал, а потом лишь озадаченно проговорил:
— Послушайте! А откуда вы все это знаете? Вы как будто прочли историю всей моей жизни!
— И, должен признаться, мне было очень интересно, — сказал Куэй. — Как ты уже знаешь, я пытаюсь помочь молодым ребятам, выходящим из тюремных ворот — пытаюсь наставить их на путь истинный!
Фэнтом нахмурился.
— Ну что ж, — натянуто проговорил он, — спасибо, конечно, вам за заботу и участие. Но я уж как-нибудь сам справлюсь.
— И наживешь себе большие неприятности, если немедленно не уедешь из города, — ответил Куэй.
— Вы так считаете?
— Уверен. Доллар вовремя подсуетился и сбежал, но если за время твоего присутствия в городе кто-нибудь грохнет твоего приятеля Фелана, то, как по-твоему, на кого это постараются повесить?
— Уж не на меня ли?
— А ты сам на месте шерифа, кого бы стал подозревать?
— Да чтоб этому гаду пусто было!
— Зря ты так. Бад Кросс замечательный человек, которому больше, чем кому бы то ни было хочется, чтобы все было по справедливости! Но и он может ошибаться. К тому же иногда те, кто вершат правосудие тоже могут совершать ошибки. Я говорю об этом вообще, а не имею в виду твой, конкретный случай. Нельзя сказать, будто с тобой обошлись несправедливо, упрятав на пять лет за решетку, после того, как ты подстрелил троих человек и украл почти сто тысяч долларов! Но если с Феланом что-то случится, тебя первым прихватят, помяни мое слово!
Юноша стиснул зубы, и на скулах у него заходили желваки.
— Ну что ж…, — выговорил он наконец, но не смог найти нужных слов из-за внезапно обуявшей его ослепляющей злости.
— Тебе лучше уехать, — мягко, но настойчиво повторил Куэй.
— Черта с два! — запальчиво воскликнул юноша.
— Что ж, очень хорошо, — сказал Куэй. — Я знал, что ты не согласишься.
— Откуда вы могли это знать?
— Потому что седая борода — признак старости, но не дряхлости ума! — ответствовал Куэй. — Да хранит тебя Господь, мальчик мой!
Фэнтом повернулся к нему и положил руку старику на плечо.
— Странный вы какой-то, — озадаченно проговорил он, — но вы все-таки были со мной откровенны. Обещаю подумать над вашими словами. Может быть, я и уеду. Но… все же…
Он замолчал и окинул взглядом улицу. Со стороны почерневшей от копоти кузницы снова доносилось звонкое лязганье тяжелого молота, ударявшему по раскаленному докрасна железу. Над печными трубами поднимался дым. После некоторого замешательства жизнь города входила в свое привычное русло.
— Но все же, — хрипло сказал юноша, — это мой город. Мое место здесь, я знаю это. Целых пять лет я скучал по нему. Он снился мне по ночам. Я видел его до мельчайших подробностей, и сквозь сон мне был слышен даже лай собак.
Он выразительно взмахнул рукой.
— И вот я вернулся, а в след мне несется лишь злобное шипение. Это так… так обидно!
Он вздохнул.
— Что ж, побуду здесь немного, огляжусь, а там, может быть, и последую вашему совету!
— Молодой человек, боюсь, вас погубит то же, что в свое время сгубило жену благочестивого Лота. И дай Бог, чтобы все обошлось. Счастливо оставаться!
Джонатан Куэй сошел по ступенькам веранды и удалился, а Джим Фэнтом остался и просидел у стены салуна до вечера, когда солнце начало клониться к закату, в воздухе повеяло прохладой, а по улицам и переулкам города начал разгуливать легкий ветерок, то там то здесь поднимавший с земли фонтанчики пыли. Затем он встал и медленно побрел по улице, задумчиво глядя перед собой.
Он шел по улицам, где все казалось таким родным и знакомым. Сделав небольшой крюк, задержался у небольшого пруда, к которому в дни его детства обычно устремлялись после уроков мальчишки, раздеваясь на бегу, и каждый старался опередить товарищей и первым броситься в холодную воду.
И целых два раза он опередил всех. Тогда ему дважды удалось удачно сократить путь, выиграв тем самым драгоценные секунды и оказаться первым. Теперь же, неспешно шагая под сенью деревьев он видел, что те его заветные тропки превратились в широкие, проторенные дорожки; и глядя на это, он чувствовал себя глубоким стариком!
И берег пруда тоже изменился до неузнаваемости. Казалось, что от самого прудика осталась лишь жалкая четверть его первоначальной величины; огромный черный валун у воды непостижимым образом превратился в скромных размеров камешек, а нависшая над водой ветка ивы, с которой было так здорово нырять, оказалась лишь корявым суком с ободранной корой. И даже деревья, некогда казавшиеся могучими лесными исполинами, теперь представлялись не более, чем хлипким, долговязым подлеском!
Решительно развернувшись, он отправился обратно в город, завернув по пути на пастбище Игана, по которому ему довелось в свое время на спор носиться верхом на чалом мустанге. Три раза он оказывался на земле, но спор выиграл, получил свои пятьдесят центов, а потом вернулся домой и упал на крыльце, потеряв сознание.
