Александр Витт - Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава

— Завтра же! Слышите, завтра же вы будете знать всё, что известно в этой части обитаемого мира о Владимире Савватьевиче Чижкове, проходящем под псевдонимом Вольдемар с 85 года! — человек с тонкими чертами лица, в бабочке, гремел на весь кабинет, перекрывая шум плюющейся кофеварки на столике в приёмной. Подчиненные, кои безликой серой массой жались по углам в полумраке, по большей части молча пытались выразить своё почтение и готовность тотчас бежать и выполнять.

Ужасно воняло серой. На чёрный длинный плащ, лежащий на столе, со свечей капал воск, создававший странную смесь ароматов. С непривычки у Красильникова заслезились глаза, и осторожная реплика застряла между клычками и языком. Пересилив себя, Леонид Валерьянович всё-таки произнес с некоторым достоинством:

— Я сообщил пока всё, что мне удалось здесь достать, у меня допуск только уровня А1, а по этому делу надо лезть в центральный информаторий в Метрополии, основные документы там. Лететь туда меня шеф не отпустит, а для дистанционного доступа по каналу нужен допуск А0, не меньше.

— Вас, Леонид Валерьянович, мой кровный родственник точно туда не отпустит, он же помешан на собственной всесильности, и поделиться даже толикой тайного знания для него равносильно тому, что от его нимба кто-нибудь прикурит сигаретку. Ха! Нет, вы мне нужны здесь, на поверхности. Он же ведь ничего не знает про…

— Нет-нет, — поспешил отговориться в полупоклоне Красильников, — что вы, — он продолжал стоять, хотя хозяин кабинета любезно предлагал ему несколько раз присесть. — Никто не знает, кроме вас. Этот архив был такой старый, что его даже нет в глоссарии.

— Как вас вообще туда занесло, Лёня? Архивы же, насколько я знаю, находятся в ведении Хранителя. Он на Базе один. Так сказать, для поддержания статус-кво. А я не видел, чтобы в списках за последние месяцы вы там были.

— Я чищу списки перед сливом на сервер, пароль там простой, и его никто не менял, по-моему, лет двадцать. Подстраховался как раз на такой случай.

— Хорошо, я свяжусь с вами. До свидания, Лёня.

Вслед за Красильниковым кабинет покинули и все остальные, перешептываясь и поглядывая на новичка, иногда случайно касаясь его локтем — ни на йоту не доверяя.

— Скажи, Джон, как ты сам видишь ситуацию? — Анри сидел в кабинете, не снимая засаленного пальто, и пытался раскурить беломорину. Беда с зажигалкой, которая шипела и пыталась пыхать огнем, не давала ему облегчения, оттого старый ангел жевал уже вторую бумажную гильзу.

— Я уверен, что такой объект, как Хранилище, не есть вещь в себе. У него должна быть — и, скорее всего, есть — система связи с происходящим на планете. Возможно, для поддержания собственной стабильности.

— Я перефразирую. Чёрт, Джон, есть у тебя нормальная зажигалка?

— Нету, чай могу налить, а курить вредно.

— Это Странники, Джон? Ты не увиливай так явно-то, мне знать надо.

— Стругацких начитался, так они же… сам знаешь. Ничего они не знали наверняка, обрывки всё. Я, вообще, не очень понимаю эту программу подготовки. Подготовки к чему? Базы эти на Земле, стационарные точки, они там теперь безвылазно сидят. Хотя раньше меняли дислокацию минимум через полгода, а то и чаще. Саркофаг-инкубатор — исключительно идея братьев, никто им её не навязывал. Его ведь просто нет! По крайней мере, мы его не нашли. Страшно подумать, если наш Братец его обнаружил первым. Ещё страшнее, если геронтолический паноптикум в Метрополии никак на это не отреагировал.

— Хорошо, а если они правы, и канал связи этот сидит у нас под носом, а? Чтобы что-то спрятать, надо это на видное место положить. Вот скажи мне, кто у нас может в любой момент войти в Хранилище? И почему Вольдемар — это может, ты знаешь наверняка? Нет, тогда извини, я закурю и всё-таки буду считать, что это всё реально, если ты не предложишь мне лучшего объяснения.

Анри зажёг огонь между пальцами и с наслаждением пустил сизый дым, вытянув щеки с седыми бакенбардами. Всё пространство кабинета покрылось дымной завесой, через которую уже нельзя было ничего рассмотреть.

«Никогда не разговаривайте с неизвестными». Однако он был мне знаком — в потертом пальто, которое носил уже, наверное, лет двести, с тех пор, как такие только появились — свободного покроя, непонятного серого цвета с оттопыренными карманами, набитыми леденцами.

Я встретил его по дороге за сигаретами. Сегодня они кончились как раз около дома, и я, с облегчением получив повод остаться на некоторое время наедине с самим собой, пошел восполнять дефицит никотина в организме. Отозвав меня в сторону движением руки, Анри, не оглядываясь, побрел к чахлым кустикам. Мы закурили.

— Ты тут надолго? — спросил я.

— Не знаю, — он хрипел, выхлопные газы большого города с непривычки драли горло.

— Есть дело.

Пахло это плохо. Я как раз купил по дороге выпивку и совершенно не собирался приходить домой трезвым. Последние полгода в другом состоянии проводить вечера стало совершенно невыносимо. Тотальное ощущение пустоты, которое нельзя было заполнить никакими действиями, не отпускало ни на минуту уже несколько лет, и я начал к этому привыкать. Люди ко всему привыкают, так они устроены. Однако именно сегодня что-то не задалось, и у меня вдруг засосало под ложечкой.

— Говори, — выдавил я из себя, тянуть всё равно было незачем.

— Покурим… ты чего торопишься, не рад, что ли? — осклабился Анри и показал небольшие клычки в уголках рта.

Сколько его знаю, меня всегда волновало, почему он не исправит прикус. Для ангелов это обычно дело, но Анри упорно носил засаленное пальто, жрал леденцы и совершенно не собирался походить на человека при ближайшем рассмотрении. Хотя в районе 8-й Советской он совершенно не выделялся — местные аборигены самого экзотического вида, кочевавшие от пункта сдачи тары до аптеки, так примелькались в этих краях, что на ещё одного маргинала никто не обращал внимания.

Я оглянулся в поисках скамейки, нашел одну без выломанных досок, и мы присели. Анри затянулся «Беломором» и пустил колечком дым. Вся эта прелюдия, как обычно, не предвещала ничего хорошего.