Пьер Понсон дю Террайль - Варфоломеевская ночь

У самого выезда из Парижа близ заставы Фоссэ-Монмартр стоял небольшой домик, утопавший в купе густых деревьев и окруженный садом. Этот дом принадлежал прежде старому канонику собора Богородицы и после его смерти был куплен какой-то дамой в трауре, которая зажила там строго замкнутой жизнью. Была ли она молода или стара, красива или дурна, оплакивала ли она мужа или скорбела об изменнике — этого не знал никто, а слуга и горничная, составлявшие весь штат прислуги, не считали нужным просветить относительно этого любопытных соседей.

Ближайшими соседями к домику были королевская ферма «Гранж-Бательер» и кабачок «Добрые католики». В остальных домиках, прихотливо разбросанных среди пустырей, жили по преимуществу мелкие буржуа из числа тех, которые удаляются на покой, наторговав или нажив спекуляциями небольшую ренту. Иначе говоря, все это был болтливый народ, любящий посплетничать и вечно сующий нос в чужие дела.

Арендатором королевской фермы был мэтр Перришон, получивший дворянский патент от короля Франциска, который пожаловал ему сорокалетнюю аренду фермы. Это был высокий старик, которому гордая поступь и длинная седая борода придавали в высшей степени благородный вид. Перришон любил почет и очень гордился своим званием королевского арендатора: титулы были его слабым местом.

Хозяином кабачка «Добрые католики» был подозрительный тип, по имени Летурно. Его погреб был настолько же хорош, насколько плоха его репутация. Единственным слугой в кабачке был громадный детина, отличавшийся силой Геркулеса и скромным соображением. Звали его Пандриль.

Кабатчик Летурно не раз пытался выспросить у слуг таинственной дамы в трауре относительно их хозяйки, но служанка всегда обходила кабачок «Добрые католики» подальше, а слуга Вильгельм, если и заходил туда иной раз за вином, никогда не говорил лишнего слова, не относящегося к делу, за которым он пришел. Так же молчалива была и служанка, когда ходила на рынок за провизией, и Вильгельм, когда он заходил к Перришону на ферму за рыбой или птицей.

Из обоих соседей только Перришон не старался проникнуть в тайну хозяйки Вильгельма, а Летурно и Пандриля таинственная соседка очень занимала. Они не раз старались подслушать или подглядеть через забор, что делается в соседнем саду, но забор был слишком прочен, и их попытки оставались безрезультатными, пока однажды слуге кабатчика не пришло в голову влезть на высокий тополь, росший как раз у забора. Летурно последовал его примеру, и, должно быть, то, что он увидел в саду, произвело впечатление на кабатчика, так как после этого он погрузился в глубокую задумчивость. Когда же вскоре за вином зашел Вильгельм, Летурно спросил его:

— Охота вам покупать вино, когда ваша хозяйка достаточно богата, чтобы самой держать целый погреб!

Вильгельм вздрогнул, взял вино и хотел уйти, презрительно пожав плечами.

Но Летурно успел крикнуть ему вдогонку: — Ведь у нее денег больше, чем у самого короля! Не беспокойтесь, я все знаю! Недаром же я был подручным в кабачке на углу Медвежьей улицы!

Видно было, что эта фраза привела Вильгельма в сильное замешательство; при этом оно увеличилось еще более после того, как мэтр Перришон сказал ему однажды:

— Друг мой, я не имею привычки вмешиваться в чужие дела, но позвольте сказать вам, что ваша хозяйка совершает большую неосторожность, живя в таком уединенном месте без достаточного количества прислуги!

— Мы не боимся разбойников, — ответил Вильгельм. — К тому же у меня имеется исправный аркебуз, с которым я достаточно хорошо обращаюсь!

Перришон покачал головой. — Во всяком случае, — сказал он, не забывайте о репутации, которой пользуется кабатчик Летурно. Говорят, что он даже убивает постояльцев, которые по неопытности заезжают к нему на пути!

Вильгельм поблагодарил за добрый совет и ушел, ничего не сказав по существу.

Был вечер, когда у ворот кабачка «Добрые католики» остановились два всадника. Это были Ноэ и Гектор де Галяр.

— Эй, кабатчик! — закричали они. Ночь была темная, немного мрачная, и кабачок был уже заперт. Никто не отозвался на оклик.

— Ну уж нет! — раздраженно крикнул Ноэ. — Раз это кабачок, то я заставлю отпереть себе, клянусь ковчегом моего предка Ноя! — И он, подъехав ближе к воротам, принялся отчаянно стучать эфесом шпаги.

— Кто там? — спросил изнутри чей-то голос. — Мы хотим пить! — Полицейский час, когда тушат огни, уже наступил! ответил тот же голос, сопровождая свои слова энергичным проклятием.

— Полицейский час — не для дворян! — и, возразив это, Ноэ принялся еще энергичнее стучать в ворота.

— Я уже лег спать! — Тем хуже для тебя, потому что я взломаю ворота!

Голос Ноэ был настолько убедителен, что Летурно, имевший, вероятно, достаточно серьезные основания не желать посетителей, понял, что он вынужден впустить настойчивых проезжих.

— Ну хорошо, погодите минутку! — сказал он. Действительно, через минутку ворота открылись, и наши герои увидели перед собой гиганта Пандриля, одетого с головы до ног.

— Э, да ты совсем одет! — сказал Ноэ. — А я думал, что ты лег!

— Это не я, это мой хозяин. — Это я! — произнес голос Летурно. Ноэ и Гектор, вошедшие за Пандрилем в общий зал кабачка, увидели при свете масляной лампы кровать, на которой лежал какой-то человек, завернутый до подбородка в одеяло.

— А, так хозяин ты? — спросил Ноэ, обращаясь к лежавшему на постели. — Почему же ты не хотел открыть нам?

— Я болен и лежу в постели… — Кабатчик всегда должен быть здоров! — сентенциозно возразил потомок Ноэ. — Как тебя зовут? — Летурно, ваша честь!

Это имя заставило Ноэ нахмуриться. Ему приходилось слышать, что у Монмартрской заставы существует какой-то подозрительный кабачок, содержимый неким Летурно, которого народная молва обвиняет в убийствах и ограблении запоздавших посетителей и постояльцев.

— Что прикажете подать вашей чести? — спросил Пандриль.

— Вина, да самого лучшего! Но сначала привяжи наших лошадей!

«Тут что-то неладно! — подумал Ноэ, усаживаясь вместе с Гектором за грязный деревенский столик и рассматривая закутанного Летурно. — Стоит такая теплая погода, а этот субъект кутается по уши в теплое одеяло! Можно предположить, что он действительно болен, но в таком случае почему же он сам подходил к воротам, а не послал слугу?»