Женщины дружно симпатизировали другому наставнику, по имени Катувольк. Этот молодой галл любил поорать на них, но руки распускал редко. Скоро Лисандра выяснила, что его гладиаторскую карьеру прервал удар меча, пришедшийся в колено. От Катуволька можно было ожидать снисхождения. Особенно это касалось рабынь из диких племен, с которыми его связывало нечто вроде родственных чувств.
А еще был Тит — средних лет римлянин, продубленный, точно кожаная кираса, придирчивый и суровый. Он не стеснялся пускать в ход кнут, если считал это необходимым, но зря с поркой не усердствовал. В отличие от других наставников, Тит был не из гладиаторов, а из отставных солдат — свободный человек, никогда не ведавший рабства. Похоже, он уже вышел из того возраста, когда причиняют боль ради боли. Как поняла Лисандра, он стремился вколотить в своих учениц дисциплину и выдержку, а не просто так размазать их по земле. Скоро те невольницы, которые худо-бедно владели латынью, прозвали его Центурионом.
Приглядываясь к новичкам, Лисандра скоро заметила между ними большую культурную разницу. Дикарки — будь то германки, галлийки, британки или уроженки неведомых стран, лежащих по ту сторону Понта Эвксинского, — составляли свой круг.
Женщины из южного и восточного Египта, сирийки и эфиопки образовали другую группу. Они держались особняком и беспрестанно болтали друг с дружкой на своих отрывистых наречиях.
Что до самой Лисандры, она примкнула было к группке, состоявшей из римлянок, италиек, уроженок Сицилии и Эллады. Увы, здесь не было никого из Спарты, кроме нее самой. С Лисандрой пытались заговаривать, но она слушала пустопорожнюю болтовню и все более убеждалась в том, что непокоренная Спарта воистину была величайшим полисом Эллады. Конечно, Лисандра вежливо отвечала, но что могло у нее быть общего с этими швеями и неудачливыми женами, никогда прежде не знавшими ни трудностей, ни настоящей работы?
Спустя некоторое время никто уже не делал попыток с ней подружиться.
В одиночестве и темноте своей казарменной конуры Лисандра еженощно возносила Афине молитву о разрешении от рабских уз, но богиня не посылала ей никакого ответа. Лисандра понимала, отчего так. Она была рабыней, а боги не склоняют уха к недостойным молитвам рабов.
Это была ее главная боль, превыше побоев и мучительных упражнений. Величайшим бесчестьем для любого спартанца было признание даже себе самому в том, что он испытывает страдания.
В темные предрассветные часы Лисандра не раз уже спрашивала себя, а имеет ли она нынче право называться спартанкой.
* * *
В то утро ее, как всегда, разбудил грохот открываемой двери. Лисандра вскинулась на соломенной подстилке, села и стала потягиваться, вздрагивая, когда болью отзывались свежие отметины на спине. Вот кто-то отпер снаружи дверь ее закутка, и проем заполнила мощная фигура Нестасена. Черная рожа нубийца по обыкновению кривилась в глумливой ухмылке.
— И почему это у тебя всегда воняет хуже, чем у всех остальных? — спросил он для начала.
Лисандра поднялась на ноги и пожала плечами.
— Возможно, потому, что тот смрад, который ты здесь оставляешь, не успевает выветриться, — сказала она.
Гигант-нубиец угрожающе шагнул внутрь.
— Скажи спасибо, дрянь, за тот жезл, что опускается тебе на спину. Может, другой жезл, пришедшийся в другое место, скорее научил бы тебя почтительности.
И он похабно погладил ту часть своего тела, которая имелась в виду.
— То-то Бальб тебя похвалил бы, нубиец, — ответила Лисандра.
Девушки в первый же день не без помощи Палки выяснили, что словесные и физические унижения со стороны мужчин-наставников здесь были делом обычным, но вот изнасилования отнюдь не приветствовались. Причина тому была самая понятная и простая. Беременные бабы становятся плохими бойцами.
Нестасен заворчал, посверкивая темными глазами:
— А ну живо наружу, греческая шлюха, пока я тебя на вертел не насадил!
Лисандра не сдержалась:
— Ой, как страшно!
Терпение Нестасена лопнуло, он с рыком двинулся чинить расправу. Лисандра отскочила к дальней стене и приняла боевую стойку. По крайней мере, просто так этот живодер ее не возьмет! Ко всему прочему, сейчас они были не на учебной площадке. Никто не мог бы сказать про нее, что она не выполнила требований наставника или отлынивала от работы. Если этот чернокожий решил свести с ней какие-то личные счеты — быть по сему…
— Нестасен! — рявкнул откуда-то снаружи грубый голос Тита.
Нубиец замер, не сводя с Лисандры кровожадного взгляда.
— Оставь! — продолжал Тит, и его тон не предполагал возможности спора. — Иди-ка лучше собери новеньких!
Нестасен помедлил еще мгновение, потом резко повернулся, протиснулся мимо седоватого римлянина и вышел.
Старший наставник посмотрел на Лисандру и покачал головой.
— Пошли, спартанка. Давай шевелись.
Лисандра кивнула и следом за ним вышла на учебную площадку.
Женщины уже строились. Лисандра встала рядом с Хильдрет. Им не случалось разговаривать с того самого дня, когда их привезли в луд, но от Лисандры не укрылось, что у ее былой товарки по путешествию дела шли очень неплохо.
— Доброе утро, Лисандра, — поздоровалась германка. — Как ты?
Ее латынь по-прежнему отдавала резким акцентом, но тоже, кажется, улучшалась день ото дня.
— Еще бы выбраться из этого местечка, и было бы совсем неплохо, — ответила Лисандра.
Хильдрет непонимающе заморгала, и спартанка выстроила фразу попроще:
— У меня все хорошо, Хильдрет. А у тебя?
Германка широко улыбнулась.
— У меня все хорошо!
Лисандра еле удержалась от ответной улыбки. Пора было замереть в неподвижности и ждать, когда снова начнется ежедневная молотилка.
Палка, Нестасен и Катувольк держались в сторонке. Тит прохаживался вдоль строя, время от времени останавливался и пристально осматривал ту или другую девушку.
Так продолжалось некоторое время, потом Центурион обратился сразу ко всем:
— Вы, без сомнения, худший и самый бесполезный набор среди всех, которые мне доводилось обучать. Калеки без рук и ног успешней учились бы делу! Так вот, если вам кажется, что до сего дня с вас сгоняли по семь потов, знайте, что это были еще цветочки. Ягодки ждут вас впереди.
Он обвел шеренгу испепеляющим взглядом, ожидая, не застонет ли кто-нибудь, но ответом ему было лишь молчание. Все давно поняли, что любое выражение недовольства приводило к наказанию.
Тит убедился в том, что девушки слушают его с неослабным вниманием, и продолжал:
— Впрочем, с этим мы чуть-чуть обождем. Слишком многие из вас, изнеженных шлюх, успели заработать те или иные повреждения, кто в учении, кто от недостаточного старания.
