class="p1">Шарп огляделся, пытаясь угадать, где госпиталь.
– Сэр! Сэр!
Он обернулся. Звал Роберт Ноулз, до последнего года – лейтенант в роте Шарпа, а теперь и сам уже капитан. Обращение «сэр» было просто данью привычке.
– Как вы? – Ноулз, в мундире своего нового полка, радостно улыбался.
Шарп указал на Лоуфорда, и у молодого капитана вытянулось лицо.
– Как?
– Заминированный подкоп.
– Господи! Он выживет?
– Кто знает… Мы ищем госпиталь.
– Давайте с нами. – Ноулз вел свою роту на север, через толчею, в узкую улочку. – Я видел по дороге. Монастырь. Там Кроуфорд.
– Ранен? – Шарп всегда считал Черного Боба Кроуфорда неуязвимым.
Генерал, командир дивизии легкой пехоты, был одним из самых крепких людей в армии.
Ноулз кивнул:
– Огнестрельное ранение. Очень плох. Говорят, вряд ли выживет. Вам туда.
Он указал на большое каменное строение с крестом наверху и крытой галерей, которую освещали факелы с колонн. Раненые лежали снаружи, их перевязывали товарищи; из окон верхнего этажа, где хирурги уже орудовали зубчатыми лезвиями, доносились крики.
– За мной!
Шарп растолкал столпившихся у входа и, не обращая внимания на монахиню, которая не хотела его впускать, ринулся вперед, прокладывая дорогу носилкам. На кафельном полу блестела свежая кровь, черная в свете факелов. Другая монахиня оттолкнула Шарпа и взглянула на Лоуфорда. Она увидела золотой галун на изорванном, пропитанном кровью мундире и что-то отрывисто приказала сестрам. Полковника унесли через сводчатую дверь к ужасам военно-полевой медицины.
Оставшиеся переглянулись. Никто ничего не сказал, но на всех лицах лежала печать усталости и горя. Южному Эссекскому, который многого достиг под началом Лоуфорда, предстояло измениться. Солдаты принадлежат армии, носят форму полка, но живут в батальоне, и командир батальона волен в их счастье и несчастье. Все думали об одном.
– Что теперь? – устало спросил Форрест.
– Вам надо немного поспать, сэр, – жестко ответил Лерой.
– Построение утром, сэр? – Шарп вдруг сообразил, что, пока не пришлют нового начальника, командует Форрест. – Бригад-майор отдаст распоряжения.
Форрест кивнул и махнул рукой на дверь, за которой исчез Лоуфорд:
– Я должен об этом доложить.
Ноулз взял Форреста за плечо:
– Позвольте, я провожу вас в штаб.
– Да. – Форрест заколебался.
Он заметил на рифленом кафеле отрезанную кисть и едва не подавился рвотой.
Шарп ногой затолкал руку под темный деревянный сундук.
– Идите, сэр.
Форрест, Лерой и Ноулз вышли. Шарп повернулся к лейтенанту Прайсу и сержанту Харперу:
– Отыщите роту. Проследите, чтобы всех определили на постой.
– Да, сэр. – Прайс был совершенно убит.
Шарп хлопнул его по груди:
– Оставайтесь трезвым.
Лейтенант кивнул, потом взмолился:
– Почти трезвым?
– Трезвым.
– Идемте, сэр.
Харпер увел Прайса.
Кто тут главный, сомневаться не приходилось.
Шарп смотрел на тех, кого приводили и приносили в монастырь: безглазых, безногих, окровавленных французов и британцев. Он старался не слышать криков, но это было невозможно: звук проникал повсюду, как и гарь, висевшая в ту ночь над городом.
Офицер 95-го стрелкового в слезах спустился по главной лестнице и увидел Шарпа:
– Совсем плох. – Он не знал, с кем говорит, просто видел в Шарпе еще одного стрелка.
– Кроуфорд?
– Пуля в позвоночнике. Не могут вытащить. Стоял посреди бреши, в самом пекле, и приказывал нам быстрее шевелить задницей. Вот его и подстрелили!
Офицер ушел в холодную ночь. Кроуфорд никогда не требовал от своих людей того, чего не мог сам. Разумеется, он был в гуще боя, ругался, плевался, вел своих солдат – и теперь умрет. Армия уже не будет прежней. Времена меняются.
Часы пробили десять, и Шарп понял: прошло всего три часа с тех пор, как он по снегу бежал к пролому. Всего три часа!..
Дверь, в которую унесли Лоуфорда, открылась, солдат выволок труп. Это был не полковник. Тело тащили за ноги, и оно оставляло на полу липкий кровавый след. Дверь осталась открытой; Шарп вошел, прислонился к косяку и стал смотреть в освещенное свечами жуткое помещение. Он вспомнил утреннюю и вечернюю молитву солдата: «Боже, не приведи мне попасть под нож хирурга». Лоуфорд лежал, крепко прихваченный ремнями к столу, мундир на нем был разрезан. Лицо заслоняла склоненная спина санитара. Врач в заскорузлом от крови фартуке цвета жженой охры, сопя, вонзил нож. Ноги Лоуфорда, в сапогах с тонкими шпорами, дернулись, несмотря на кожаные ремни. Врач был весь в поту. На сквозняке огоньки свечей задрожали, и он повернул забрызганное кровью лицо:
– Закройте к чертям!
Шарп закрыл дверь, оставив за ней отнятые руки и ноги и ждущих своей очереди раненых. Ему хотелось напиться. Времена меняются. Лоуфорд под ножом, Кроуфорд умирает наверху, Новый год посмеялся над их ожиданиями.
Шарп стоял в темной прихожей и вспоминал газовые фонари на лондонской Пэлл-Мэлл. Их превозносят как чудо света, но он так не считает. Газовые фонари, паровые машины и дураки с грязными очками и чистыми папками в конторах, новое поколение англичан, которые заведут по всему миру канализацию, водопроводы, бумаги и прежде всего порядок. Чистота превыше всего. Англия не желает знать про войну. Героем можно повосхищаться с недельку – разумеется, если он не оскорбляет взор своими увечьями, как нищие на столичных улицах. Люди, у которых уцелевшая половина лица покрыта кровоточащими язвами, люди с пустыми глазницами, порванными ртами, гноящимися культями умоляют подать пенни ветерану. Их гонят прочь, чтобы не омрачали безупречные шипящие огни Пэлл-Мэлл. Шарп сражался рядом с некоторыми из них, видел, как они падали на поле брани, – стране нет до этого дела. Конечно, существуют военные госпитали в Челси и Килмэнхеме, но за них платят солдаты, а не страна. Стране солдаты мешают.
Как же хочется напиться!
Госпитальные двери распахнулись. Лоуфорда несли на полотняных носилках к широкой лестнице. Капитан поспешил к санитарам:
– Как он?
– Если не схватит гангрену, сэр… – Санитар оставил фразу незаконченной. Из носа у него текло, но утереться он не мог: обе руки были заняты. Санитар шмыгнул. – Ваш друг, сэр?
– Да.
– Сегодня вы ничем ему не поможете, сэр. Приходите завтра. Мы за ним приглядим. – Он указал подбородком наверх. – Подполковники и выше на втором этаже. Чертовская роскошь. Не то что в погребе.
Шарп мог вообразить: он вдоволь повидал сырых погребов, где раненые лежат вповалку на завшивленных тюфяках, а часть «палаты» отведена под мертвецкую – там оставляют гнить безнадежных. Он пропустил санитаров и пошел прочь.
Сьюдад-Родриго пал. Великая северная крепость! Это событие войдет в историю, и грядущие поколения будут вспоминать его с гордостью. Всего за двенадцать дней Веллингтон окружил и взял штурмом город. И никто не вспомнит имена тех, кто полег при штурме, кто заставил умолкнуть огромные пушки-убийцы, спрятанные
