— Во дворец маршала Кончини, — сказал принц кучеру и продолжал, когда экипаж тронулся: — Я приношу жертву, принимая приглашение на этот вечер. Терпеть не могу этого итальянца, любимца королевы-матери, которого она сделала маркизом д'Анкр! С вами, граф, я могу быть откровенным, мне очень неприятен надменный и властолюбивый Кончини!
— Я с вами согласен, ваше высочество! Если бы не желание короля, я ни за что не переступил бы порог дома этого маршала, который так кичится своим положением, — отвечал де Люинь.
По его лицу было видно, как он ненавидит Кончини.
— После смерти короля Генриха он замечательно пошел в гору, в его стремительном взлете есть что-то загадочное.
Мне как-то не по себе при этом человеке и при его вечно улыбающейся супруге, о которой говорят, что она умеет колдовать и предсказывать. Королеву-мать она действительно как будто приворожила. Но молодая королева, Анна Австрийская, насколько я заметил, недолюбливает ее. Но вот мы и приехали!
— Да, Кончини не скрывает богатств, которые нажил путем своего управления! Обратите внимание, ваше высочество, как пышно здесь принимают сегодня молодых и как стараются ослепить их блеском, и взгляните, как в то же время мрачно глядит на все это народ, спеша пройти мимо.
— Это они от холода жмутся, — презрительно отвечал Генрих Конде. — Маршал принимает все меры к тому, чтобы сделать народ счастливым и довольным.
В это время лакей отворил дверцу кареты, и разговор оборвался. Подъезд дворца Кончини, маркиза д'Анкр, был ярко освещен. В огромной передней толпились лакеи в богатых ливреях с гербами своего могущественного повелителя. В следующей затем огромной комнате собралось множество офицеров и придворных. В полукруге между широкими мраморными лестницами, которые вели в парадные комнаты, высоко бил ароматный фонтан. При взгляде на цветы и плоды тропических растений, забывалось, что на дворе зима и ледяная стужа.
С галереи живописными складками свешивались богато расшитые драпировки с гербами королевы-матери, короля и молодой королевы Анны Австрийской. Стены украшали превосходные фрески работы лучших художников.
Но всего великолепнее был зал для приема гостей, куда следовало проходить через пышно убранную комнату, разделенную на две половины — для дам и для мужчин. Кончини, любивший польстить, назвал ее «залом королевы». Но в то же время, чтобы польстить и себе и показать свое высокое положение, следующую за ним овальную комнату назвал «ротондой маршала» и отделал ее с не меньшим великолепием.
Вдоль стен зала королевы располагались полузакрытые с большим вкусом драпированные малиновым шелком ниши в виде палаток, в которых гости могли отдыхать от ослепительного блеска зала. Свечи канделябров прикрывались здесь матовыми пунцовыми колпачками, что придавало освещению более мягкий тон. С четырех углов зала можно было пройти в буфеты, где на убранных цветами столах стояли всевозможные фрукты, конфеты и вино.
Кончини и Элеонора встречали гостей перед главным залом. Для каждого у них была припасена приветливая улыбка, соответствующее случаю слово. Они одинаково любезно говорили и с герцогиней Сюлли, и с принцессой Монморанси, и с графом де Люинем, и с принцем Конде, и со своим сообщником герцогом д'Эперноном.
Большой зал был уже полон гостей. Ждали обещавший приехать Двор. Наконец заиграли торжественные рожки. Придворные кавалеры и дамы стали полукругом. Приехали молодые — король Людовик, несколько недель тому обвенчавшийся в Бордо с Анной Австрийской, инфантой Испании. Кончили и Элеонора, выказывая глубокое почтение, проводили королевскую чету в зал. За ними следовали несколько флигель-адъютантов, герцоги де Сюлли и де Бриссак, за пятнадцатилетней королевой — герцогиня де Шеврез, маркиз д'Алансон и приехавшая с ней из Испании ее первая приближенная донна Эстебанья.
Людовик был ровесником Анны Австрийской. По его несколько угрюмому и недовольному лицу видно было, что он тяготится празднествами, Анна Австрийская, напротив, сияла счастьем и радостью. Ее стройная, нежная фигура и прелестное личико, казалось, несли с собой свежее благоухание весеннего утра. От нее веяло такой милой невинностью, словно от едва раскрывшегося розового бутона. Она так мило и непринужденно улыбалась, не нарушая при этом установленного этикета, который так строго соблюдался в то время при испанском Дворе, что очаровала положительно всех.
В ее черных волосах, природными локонами падавших на белые плечи, сверкала бриллиантовая диадема. Розовое атласное платье, убранное спереди белыми розами, мягко облегало ее хрупкую фигуру. Открытый лиф, отделанный белым кружевом, позволял любоваться прелестной шеей. Прозрачная белая вуаль воздушными волнами ниспадала из-под диадемы на плечи и спину, придавая таинственное очарование всему ее облику. Из-под платья видны были крошечные розовые атласные башмачки, в руках, обтянутых белыми перчатками, юная королева держала маленький розовый веер. Ее темные блестящие глаза сияли счастьем и надеждой. Она еще не знала, что ее ожидает при пышном расточительном французском Дворе, не подозревала, с каким замкнутым и необщительным человеком была отныне связана и что впоследствии он сделается еще мрачнее и подозрительнее. Ей еще неведомы были ни светлые, ни темные стороны души короля.
Марии Медичи пока не было в зале. Она хотела войти последней, чтобы ясно показать, кто в государстве первый, и заставить сына и его супругу почтительно кланяться ей.
О, королева-мать не упускала ни одного случая подчеркнуть, что власть пока еще в ее руках, хотя король Людовик был уже объявлен имеющим право голоса при решении государственных дел. Недаром же она всем пожертвовала для достижения своих честолюбивых замыслов.
Нарядные гости низко поклонились королю, вошедшему под руку с Анной Австрийской, и все признали, что молодая королева была очаровательной и олицетворяла собой истинную женственность. Но в глубине зала, возле приглашенного на вечер Каноника, стоял юноша, испытывавший к ней нечто большее. В этот день он уже второй раз видел молоденькую королеву, этот прелестный южный бутон, и готов был упасть перед ней на колени и целовать край ее платья.
Каноник заметил восторг молодого человека по его сияющему лицу.
— Наша юная королева действительно очень хороша, — тихо сказал он. — Вы, кажется, приехали в Париж вместе с королевским свадебным поездом, виконт д'Альби?
— Несколькими днями позже, — машинально отвечал виконт, не сводя глаз с Анны Австрийской, любезно разговаривавшей с окружавшими ее дамами.
— Вы из Беарна, значит, имели случай видеть королеву до свадьбы?
