Засыпая, я пытался сообразить, куда мог подеваться Томас. Это исчезновение, по чести говоря, ввергло меня в полную растерянность. Неужто сей одержимый потомок норманнов, едва очутившись на тверди земной, вознамерился тотчас же продолжить свои поиски? Но подобное поведение выглядело совершенно безрассудным. Если не сказать более…
Утром было решено, что в разведку пойду я сам в сопровождении Мэтью Ларсона. Бывшего матроса «Моргенстера» я хорошо знал и мог на него положиться.
Пробравшись по краю обрыва почти к самой окраине поселения, мы двое, англичанин и шотландец в паре, выбрали удобный наблюдательный пункт. Изрядно ободравшись о колючки, Мэт ловко залез на раскидистое дерево, скрывшее его от любопытных глаз и позволившее рассмотреть всё, что творилось внизу, в городе и батарее форта.
Мне с моего места было удобно наблюдать за морем и кораблями. Один из них готовился к отплытию. У берега стояли несколько индейских пирог, загруженных фруктами и бочонками с водой, и ещё три шлюпки с гребцами и четырьмя вооружёнными солдатами в каждой. Они явно кого-то поджидали.
Не прошло и пяти минут, как показался ещё десяток хорошо вооружённых солдат в одинаковых мундирах, они толкали перед собой пленника. Им оказался… Томас Хэнсон собственной персоной! Изрядно избитый, грязный и ещё более оборванный, чем накануне.
В это мгновение я невольно испытал облегчение, несмотря на плачевное положение молодого девонширского дворянина. Уж очень мне не хотелось верить, что весельчак Том Тринадцатый бросил товарищей.
Хэнсона кинули в лодку, и гребцы взяли курс на тот корабль, что готовился к отплытию. Матросы, остававшиеся на берегу, запасались у местного населения провиантом, оружием, инструментами и готовились к погрузке. Офицер в одной из шлюпок, уже отплывшей от берега, когда она поравнялась с фортом, что-то прокричал стоявшему у парапета важному, богато разодетому господину.
Из обрывков испанских слов, долетевших до меня, я заключил, что речь велась о какой-то добыче, которую солдаты должны забрать с захваченного корабля. Десятки лодок местных жителей и пироги индейцев сновали туда-сюда по гавани между пристанью и судами. Толпы пёстрого народа суетились на берегу. Яростно пекло солнце.
Увидев всё, что нужно, наша пара разведчиков вернулась в лагерь.
— Итак, план таков: первыми пойдём я и Мэтью, — сказал я. — Выждав четверть часа, вы спускаетесь по обрыву к берегу, справа есть пологий спуск, и захватываете одну-две лодки, только тихо, пару человек на вёсла, остальные вплавь, скрываясь за левым бортом. Затем по моему сигналу поднимаетесь на борт. Застанем их врасплох. — Я наткнулся взглядом на доктора и его находки. — Вам, мистер Торнсби, боюсь, придётся оставить здесь свою коллекцию.
На лице доктора отразилась гамма эмоций, которые невозможно передать словами. Нечто вроде смеси обиды, разочарования, сожаления, и… понимания, что лидер отряда совершенно прав. Торнсби открыл рот, намереваясь что-то сказать, но подходящие слова сразу не нашлись, и я потянул Ларсона за рукав, поспешив уйти прежде, чем доктор эти слова отыщет.
Всячески маскируясь, мы спустились к берегу. Прибрежная зелень позволила нам незаметно войти в воду и погрузиться в неё. Глубоко ныряя, Ларсон и я старались, чтобы теперь нас не заметили ни с берега, ни с палубы. Вот так мы, офицер и матрос, подплыли к кораблю, уцепились за якорный канат и стали поджидать удобного момента.
Пленника уже втащили на борт, не забывая награждать ударами и бранью.
— Бросьте его в трюм к остальным, их повесят в Санто-Доминго в назидание другим английским свиньям, — отдавал капитан распоряжение своему помощнику, долговязому, суетливому офицеру. Этот капитан, как и все испанские гранды, выглядел напыщенным и высокомерным. — Затем возьмите ещё людей и отправляйтесь на «Рио-Гранде», вы поступаете в распоряжение капитана Гарсиа. У него будет особая задача на этот рейс.
Испанский офицер отвесил поклон, сделал знак своим людям погрузиться в шлюпки с правого борта, и несколько минут спустя они отбыли.
— Итак, здесь их осталась только половина, — шепнул я. — Удача явно ворожит нашему весёлому Тому!
— Поднять якорь! — распорядился напыщенный капитан. — Отплываем!
Четверо матросов бросились крутить храповое колесо, к ним присоединились ещё пятеро, и якорь со скрежетом пополз вверх. На его лапе, зацепившись, поднялись мы с Ларсом. Подтянувшись, отчаянно рискуя быть замеченным, я перепрыгнул через борт и притаился у канатного ящика, переждал несколько мгновений и пробрался в трюм. Следом за мной тенью проскользнул и Ларс.
Удача не отвернулась от британских сорвиголов… Картина, которую мы увидели, была не нова для наших глаз. Десятка полтора измученных пленников испанцы приковали к балке цепями. Караульный на входе, благо, стоял спиной к нам, так же как и второй из стражников — на другом конце балки. Бесшумно подкравшись, резким движением, с отчётливым хрустом, я свернул шею ничего не успевшему понять часовому, выхватил у него из-за пояса кинжал и метнул во второго, удачно попав тому в сердце. Испанец без звука рухнул. Сорвав ключи с пояса, я освободил пленников.
И только в этот миг почувствовал, как у меня самого бешено колотится сердце…
— Я думал, уже никогда тебя не увижу, — вместо благодарности произнёс Том. — До чего же я рад, любезный Джон!
— Решил, мы тебя бросим? Не надейся. Кто же будет поднимать командный дух, придавать цель и смысл нашим скитаниям?
— Понимаешь, так получилось, я… — начал оправдываться Том.
— Об этом потом! — решительно оборвал его я. — Есть предложение сделать этот корабль своим. Никто не возражает?
— Как прикажете, капитан! — ответил за всех неунывающий Хэнсон. — Что делать?
— Подберём наших, лодки по левому борту, только тихо, нельзя поднимать шум раньше времени, — распорядился я и осторожно выглянул наружу.
Часовые — один на баке и другой на корме — несли вахту. Но бдительность испанцев была относительной, иначе они давно уже засекли бы две лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовались под кормой корабля.
…Капитан «Сан-Себастьяна» Диего-Фелипе Орсино Гомес поставил пустой бокал и ополовиненную бутылку вина на стол, затем, чуть пошатываясь, приноравливаясь к ритму качки, вышел на палубу, и позволил себе улыбнуться хорошей погоде. Бокал и полбутылки вина я видел в каюте позже, поэтому знаю, чем он занимался, прежде чем выйти наружу. Имя его стало мне известным также чуть погодя. В аккурат, когда я сместил испанца с должности капитана и занял его место.
