— Я Родиной не торгую, — говорит Президент и спокойно продолжает курить сигару. И добавляет: — За такие слова ты у меня сосать вообще больше не будешь.
— Вы не поняли, Президент. Просто я купил у компаньонов плешивого Комби лицензию на право производства первосортного молта.
— И сорт этот называется Родина?
— Вы умный человек, Президент.
— На самогонку, значит, переходим?
— Ты что, Президент?! Мы давно уже в этом бизнесе.
— А кто эти компаньоны? — спрашивает, пытаясь протиснуться в середину Хас.
Не обращая на него внимания, Береза продолжает:
— Это люди Леннана. Бамбурин и Исраков.
— А че они Родину-то продают? — спрашивает Эль. — Подозрительно.
— Что-то новое придумали, — Хас все-таки втиснулся между ними. — Сколько просят?
— А тебе какая разница? — Береза откинул в сторону свои прекрасные длинные черные вьющиеся волосы, и свысока взглянул на карлика.
Владимир Сорокин попросил Эдуарда отнести эту часть режиссеру. Он еще что-то там дописал и протянул еще теплые от принтера листы драматургу. Беги!
— У меня тоже есть деньги, — обиженно отвернулся Хас.
Но свет уже перетащили на основную площадку.
Ряды скамеек перед основной сценой. Камилла Палья засовывает палец себе в ухо и нервно трясет его.
— Зачем это? — спрашивает она.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Асм.
— Она имеет в виду секс, — говорит человек в шляпе с широкими полями. Он курит трубку и глаз его не видно даже при свете софитов.
— Да, секс. Зачем он делает это при всех?
— Это поступок.
— А зачем эти провинциалы продают Родину?
— А затем, что не надо своим кувшинным рылом лезть не в свою тарелку.
— Он все знает, — говорит Камилла Палья. Кто он такой?
— Это режиссер, — тихонько говорит ей Александр Генис.
— Как его фамилия?
— Михалков.
— Михалков? Это тот, что хорошо уху варит? У нас в Америке говорят, что он приготовил на берегу Волги такую уху из осетрины, какой они давно не пробовали. Хочу, чтобы он здесь мне сварил уху.
— Он может отказаться, — говорит Виктор Ерофеев.
— Не думаю, — что он откажется варить уху на моей Зоне, — говорит Большой Психолог.
— Пусть попробует, — говорит Игорь.
— Да я не отказываюсь, не отказываюсь, — говорит Михалков, — сейчас сварю.
— Уху? — спрашивает оказавшийся поблизости Акс.
— Я хочу знать конкретно, что это будет за блюдо? — говорит Камилла Палья.
— Мы не у Максима, — шепчет ей на ухо Александр. — Он не сможет сделать по-Французски.
Михайловский услышал и сказал, что он все может.
— Это будут судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой.
— А где вы здесь возьмете икру?
— Да у меня всего навалом, — говорит Асм. — Только раков нет.
— Кто пойдет ловить раков?! — кричит Виктор Ерофеев.
Он подзывает пробегающего мимо Радзинского и говорит, чтобы тот пошел и наловил ведро раков.
— Я не умею, — говорит Эдик.
— Ладно, беги дальше.
— Да мы сходим, — говорит Василий Акс.
— Кто это мы? — возражает Солженицын. — Я даже в старых лагерях не ходил раков ловить. — Впрочем, ладно пойдем.
Уходят с ведром ловить раков. Михайловский разводит костер и ставит треножник.
— А это зачем? — спрашивает Камилла Палья.
— Для жертвоприношений, — серьезно отвечает Ми.
— А кого?.. А чего? А что приносить будут? — с интересом, но все же испуганно спросила Камилла Палья. — Пи… пи… пидоров, что ли, из седьмого отряда?
— Там видно будет, — сказал Асм, — кого мы принесем в жертву.
А на сцене в это время сменились декорации. Женщина академик, вещавшая каждые пятнадцать секунд о полном падении курса американского доллара и Теро, радостно удивленного тем, что ему никто еще до сих пор не отрубил руки, появился высокий мужик с козлиной головой. Через каждые пятнадцать секунд он перебегал с одной стороны сцены на другую.
— Жи! — сказал Асм.
— Откуда ты знаешь? — спросил Волг.
— Кому же и знать, как не мне.
— А почему он молчит?
— Немой.
— Жи и немой?
— Здесь работает Малый Психологический механизм, — говорит Асм. — Он все уже сказал раньше.
— А почему у него на башке козлиная голова? — спросил Иг. Волг.
— Жи играет роль волка в овечьей шкуре.
У мелькающего на сцене мужика волчья шкура, волчий хвост, лапы, а голова козла с длинными рогами.
— Так тогда это должен быть баран!
— Ну он и есть баран.
— Баран с козлиной рожей, — неожиданно для самого себя сказал Ерофеев.
— А такие бывают? — спросил Иг Волг.
— Ну если рассуждать психологически, — начал Асм, — с точки зрения Средней Психологической защиты… — он еще немного подумал и продолжил: — Верно, очень, очень верно. Он и должен быть немым.
— А я думал, просто бараньей головы не нашлось, и ему дали козлиную, — сказал беспечный Иг Волг.
Опять появляется кордебалет. Они начинают задирать юбки, показывать зады зрителям и пердеть. Вонь при этом доходит до самых последних рядов. Зеки зажимают носы.
— Прекратите это издевательство! — кричит кто-то. — Ну сколько можно.
— Почему такая вонь? — спрашивает Иг Волг. — Кто это такие?
— Это переводчики и имитаторы детей, — читает Виктор Ерофеев в сценарии. И добавляет: имитаторы детского голоса.
— Что это значит? — спрашивает Игорь.
— Очевидно, это означает, что детский голос взрослый изобразить не в состоянии. Один взрослый не может.
— Это ужасно, ужасно. Какой ужасный перевод. Нельзя ли обойтись без кордебалета? Пусть лучше Жирик один носится по сцене.
— Вот замена. — Это сказал Эдуард Радзинский. Он протянул лист а-4.
По новому продолжению вместо детских переводчиков на сцену выходит сварщица в зеленой брезентовой робе. В каждой руке у нее по держателю, с зажатыми в них электродами. Дама кидает на лицо защитную маску и соединяет между собой электроды. Сноп искр попадает в пробегающего козла. Он хрюкает, отпрыгивает в сторону и замирает.
— Вопрос первый и он же последний, — говорит девушка из-под маски, обращаясь к Волку в Овечьей шкуре — хотя совершенно очевидно, что шкура у него Волчья. — Сколько получали юные сварщицы в СССР? Я думаю, что десять тысяч долларов в месяц. А вы? Итак, даю вам для размышленья одну минуту. Время пошло.
— Он немой! — крикнул записной стукач из седьмого отряда.
Волк в Овечьей шкуре сказал только одно слово:
