— Эх, Джеймс, Джеймс…
Натаниэль до сих пор не мог поверить, что его старший брат, скрупулёзный и педантичный, надел военную форму. Джеймсу, чувствующему себя в дебрях законов и судебных прецедентов, как рыба в воде, присущий солдатчине дух авантюризма был чужд и ненавистен.
— Он волнуется о тебе… — сообщил Адам.
— Я о нём тоже. — соврал Натаниэль, соображая, как бы перевести разговор на другую тему.
— Его бы порадовала весть о том, что ты посещаешь молитвенные собрания. Он беспокоится, не поколебался ли ты в вере. В церковь каждую неделю ходишь?
— Там, где удаётся. А ты? Сам-то как?
Адам расплылся в улыбке, покраснел, открыл рот, но вместо ответа засмеялся. В нём явно боролись стеснение и желание поделиться с другом новостью личного свойства.
— Я… Отлично я. — наконец, выдавил он из себя.
Новость была написана у Адама на счастливой физиономии, и Натаниэлю осталось лишь поставить диагноз вслух:
— А ты влюблён.
— Да. Ну, то есть, наверное… В общем, да.
Смущение друга позабавило Старбака:
— Скоро свадьба?
— Нет… То есть, скоро, если война… Видишь ли, мы, пока война идёт… Мы с ней… Одним словом, мы договорились после войны всё. — Адам, красный, как рак, но довольный собой, расстегнул карман мундира, в котором, очевидно, хранил фотопортрет невесты, — Ты даже не спросишь, как её зовут?
— Спрошу. Как её зовут? — улыбаясь, покорился Старбак.
Ружейный огонь стал оглушительным и Натаниэль повернулся посмотреть. Над деревьями поднимался пороховой дым, который превратился в густой туман, если в бой вступит артиллерия.
— Её имя… — начал Адам.
Его прервал топот копыт и истошный крик:
— Сэр! Мистер Старбак, сэр!
К друзьям на жеребце Адама во весь опор мчался Роберт Деккер.
— Сэр! — замахал он рукой, — Приказ, сэр! Мы получили приказ, сэр! Сражаемся, сэр!
— Слава Богу. — выдохнул Старбак и, метнув в сторону Адама извиняющийся взгляд, порысил к своей роте.
— …Джулия. — тихо закончил в спину ему Адам, — Её зовут Джулия.
— Э-э, сэр? — переспросил Роберт Деккер, соскользнув с седла и протягивая поводья жеребцу Адаму.
— Ничего, Роберт. Ничего. Возвращайтесь к товарищам.
Адам, наблюдая, как сыплет приказами Нат, как оживляются в предвкушении смертоубийства лица парней его роты, застегнул карман, в котором покоился кожаный футляр с фотографией наречённой. Затем взлетел в седло и послал жеребца вперёд, спеша присоединиться к Легиону отца, идущему в свой второй бой.
На тихих берегах Потомака.
Оба крыла переправившихся войск северян разделяло расстояние в восемь километров, и перед генералом Натаном Эвансом стоял нелёгкий выбор: надо было решить, которое из двух представляет для его бригады наибольшую опасность. Восточная группировка перекрыла тракт, отрезав южан Эванса от штаб-квартиры в Сентервилле, но подкреплений эти не получали, не в пример тому отряду, что переправился у острова Гаррисона. К последним непрерывным потоком прибывали бойцы, взбирались по пологому склону, накапливаясь на вершине Боллз-Блеф. По зрелому размышлению сюда и надумал направить Эванс своих миссисипцев и оба виргинских полка. Восьмому виргинскому выпало занять ближние подступы к Боллз-Блеф. По зрелому размышлению сюда и надумал направить Эванс своих миссисипцев и оба виргинских полка. Восьмому виргинскому выпало занять ближние подступы к Боллз-Блеф, а Бёрду Эванс приказал прикрыть дальний западный фланг.
— Жарьте прямо через город, — инструктировал Птичку-Дятла Эванс, — Выйдете слева от миссисипских головорезов и тогда уж всыпьте янки так, чтобы им небо с овчинку показалось.
— С удовольствием, сэр. — оскалился Бёрд.
Легионеры оставили ранцы и пожитки под небольшой охраной, и каждый боец двигался на запад лишь с шестью десятками патронов, ружьём и другим оружием по личному выбору. Летом, когда они шли в свой первый бой, людей гнули к земле сухарные сумки и ранцы, фляги и подсумки, одеяла и подстилки, охотничьи ножи и револьверы, штыки и винтовки, да сверх того — куча барахла, которым снабдили своих отцов, мужей и сыновей южанки, заботясь, чтобы дорогой им человек был сыт, обут, обогрет и в безопасности: от металлических нагрудников (якобы защищающих от пуль) до накидок из буйволиной шкуры. Теперь же редко кто таскал на себе что-то помимо ружья со штыком, фляги, сухарного мешка и одеяла в скатке, надетого через плечо. Прочее являлось обузой. Многие сменили свои жёсткие шако на мягкие широкополые шляпы, прикрывавшие шеи от солнца. Два ряда бронзовых пуговиц исчезли с сюртуков, уйдя в оплату за стаканы парного молока или яблочного сока на фермах округа Лаудон, а длинные полы самих сюртуков укоротились, обрезанные для починки прорех на локтях и коленях. В июне, когда Легион тренировался в лагере под Фальконер-Куртхаусом, бойцы выглядели, как новёхонький набор ярких оловянных солдатиков, теперь же, после одного сражения и трёх месяцев бивуачного житья-бытья лак с краской облупились, знаменуя появление на свет настоящих, не игрушечных, солдат. Они стали поджарыми, загорелыми, опасными…
— …И всё ещё в плену заблуждения. — сообщил племяннику Таддеус Бёрд.
Адам сопровождал дядю верхом на чалом. Бёрд двигался пешком, как всегда.
— Заблуждения?
— Да, свойственной юности иллюзии непобедимости. И я, старый циник, каюсь, не разубеждаю их, а, наоборот, пользуюсь их наивностью в своих корыстных целях. — он повысил голос, так, чтобы его услышала ближайшая рота, — Эй, обломы, вы живы, пока помните одну вещь! Какую?
Ему ответил нестройный хор:
— Цельсь ниже!
— Громче!
— Цельсь ниже! — на сей раз рота гаркнула слаженно, в один голос.
Бёрд одобрительно кивал, как учитель, гордящийся успехами учеников.
Легион шагал по пыльной главной улице Лисбурга, где у зданий окружной управы и трактира толпились ополченцы.
— Дайте нам оружие! — потребовал кто-то из них при виде Легиона.
Вероятно, те из них, у кого были ружья или старые мушкеты, уже выдвинулись в сторону, откуда слышались отдалённые звуки боя, а из оставшихся безоружных несколько человек увязались за Легионом, надеясь подобрать винтовку на поле боя.
— Что происходит, полковник? — обратился один из них к Адаму, очевидно, приняв его из-за богатой отделки мундира и золотых звёзд на вороте за командира подразделения.
— Да пустяки, несколько заплутавших северян. — сказал Адам.
— Что-то расшумелись они, да? — крикнула им женщина.
Янки и вправду расшумелись, ибо благодаря неукротимой энергии бывшего сенатора Бейкера три пушки быстро очутились на виргинской стороне реки, были втащены на вершину обрывистого берега, откуда вскоре артиллеристы прогрели стволы залпом шрапнели, срезавшей ветки и листья с парочки деревьев.
