Фульвий в упор посмотрел на него.
— То есть ты хочешь освободить заложников, господин?
— Да. У меня нет другого выхода. Я не могу оставить своих друзей на милость этого гладиатора.
— Я понимаю. Но и ты должен знать, что у тебя немного шансов освободить их.
— Немного, — согласился Катон. — Но мне и прежде случалось попадать в подобные ситуации, и вот… я до сих пор жив.
— Удача не вечно сопутствует человеку, господин.
— В самом деле? Что ж, придется оспорить справедливость этой мысли, центурион. Или погибнуть в попытке… Ну, пойдем, у нас с тобой до ночи уйма работы.
— С хорошими новостями тебя, центурион! — улыбнулся Аякс, присаживаясь на корточки у клетки рядом с Макроном.
Дело шло к вечеру, солнце уже не пекло. Прошло уже несколько часов после того, как Макрон и Юлия получили свою полдневную порцию еды и воды, и губы их запеклись. Гладиатор принес с собой кувшин с водой и как следует приложился к горлышку, после чего с подчеркнутым удовольствием облизал губы и произнес:
— Ах, как приятно! День был долгим и жарким, но, по-моему, мы приготовились к встрече с твоими друзьями, если они попытаются напасть на лагерь.
— Ты что-то сказал про новости, — ответил Макрон. — Говори и проваливай.
— Ну, ладно. Вы и не догадаетесь, с кем я столкнулся нос к носу, когда отправился к лагерю римлян предъявлять свои требования.
Макрон повернул голову к Аяксу. Он понимал, что речь пойдет о Катоне, однако не собирался радовать гладиатора ответом.
— Какая мне разница?
— Вот как! — Аякс изобразил разочарование. — Не стоит становиться таким брюзгой, Макрон. В конце концов, я принес тебе весть о твоем друге, центурионе Катоне. Точнее, о трибуне Катоне, каким он сейчас числится. Восходящая звезда, я бы сказал.
— Катон? — Юлия подняла голову.
— Именно, — проговорил Аякс. — Я поставил перед ним одну трудную проблему, которую ваш друг должен разрешить к завтрашнему утру.
Юлия нахмурилась:
— Что ты хочешь сказать?
— Все очень просто. — С удовлетворением оглядев пленников, Аякс продолжил: — Я решил на рассвете убить одного из вас и попросил вашего друга Катона назвать того, кого мне придется казнить.
Макрон внезапно ударил ногой, попав по железному пруту перед самым лицом гладиатора. Клетка зазвенела под ударом, однако Аякс не шелохнулся.
— Грязный ублюдок! — выкрикнул Макрон надтреснутым голосом.
— Не надо, центурион, ты прекрасно знаешь, что тебя в любом случае ждет смерть. А при таком раскладе тебе, быть может, даже удастся пожить лишние несколько дней — если Катон предпочтет оставить в живых тебя. В противном случае ты узнаешь подлинную цену его дружбы еще до того мгновения, когда, наконец, начнешь молить меня лишить тебя жизни. Так или иначе, я сумею умножить его страдания. Надеюсь, что вы оба — и ты сам, и молодая госпожа — не сможете уснуть сегодня ночью…
Макрон зажмурил глаза, пытаясь прогнать черную ярость, горевшую в каждой мышце его тела. Он стиснул кулаки. Стремление крикнуть, обругать Аякса было практически неодолимым, однако он знал, что подобная реакция вызовет только смех и новые мучения, и потому накрепко стиснул зубы и попытался освободить разум от всяких мыслей.
— А как жаль терять таких друзей… В особенности тебя, Юлия Семпрония. Какой красоткой ты была до того, как я посадил тебя в эту клетку. — Он нагло усмехнулся, и Юлия прижала к телу остатки одежды. — Такую красоту нельзя губить. Я думаю, что тебе надо дать последний шанс насладиться чистотой тела, чистой одеждой и мужским телом до того, как завтра утром мы узнаем судьбу, которую приготовил для тебя Катон.
Юлия в ужасе посмотрела на него и с трепетом в голосе спросила:
— Чего ты хочешь от меня?
— Всего лишь попользоваться тобой, как господа-римляне пользуются своими рабынями. — Аякс подмигнул. — Для тебя это может оказаться полезным уроком. Посмотрим.
Умолкнув, он принюхался к воздуху и скривился:
— Впрочем, чтобы привести тебя в порядок, потребуется не один час. Я прикажу немедленно вымыть тебя на тот случай, если найду нынче ночью время без отвращения насладиться твоей красотой.
Аякс поднялся на ноги, щелкнул языком и указал на Макрона.
— А ты лучше засни пораньше, Макрон. Я не хочу, чтобы мы с молодой госпожой мешали тебе звуками нашего наслаждения.
На сей раз Макрону уже недостало сил сдержать гнев. Испустив утробный стон, он открыл глаза, с ненавистью уставился на Аякса и пробормотал сквозь стиснутые зубы:
— Клянусь всеми богами, что, если мне удастся выбраться отсюда, я голыми руками вырву твой язык вместе с глазами и разорву на мелкие куски.
— Очаровательное желание! — усмехнулся Аякс. Обойдя вокруг клетки, он нагнулся к Макрону, вцепившемуся в прутья. — Но абсолютно нереальное, так ведь?
Распрямившись, он направился к своему шатру. Макрон повернулся к Юлии. Глаза ее были полны ужаса.
— Макрон! Не отдавай меня ему. Пожалуйста, не отдавай.
Макрон покачал головой:
— Я… я ничем не могу помочь тебе.
— Макрон, ну, пожалуйста! — Губы Юлии задрожали, по лицу потекли слезы. — Прошу тебя, не отдавай меня! Ну, пожалуйста!
Центурион попытался не слышать этих просьб, доведенный едва ли не до безумия тем, что ничем, совершенно ничем не может помочь девушке.
Мольбы Юлии внезапно смолкли: к клетке направился один из стражников. Отперев замок, он открыл дверь клетки и направил обнаженный меч в сторону Макрона.
— А ты там не шевелись, понял?
Свободной рукой он схватил Юлию за плечо и вытащил ее из клетки, после чего ногой захлопнул дверь и убрал меч в ножны. Пока он запирал дверь, Макрон подобрался к ближайшим к Юлии прутьям и крикнул:
— Юлия! Посмотри на меня! Посмотри на меня!
Она вздрогнула как от удара, а затем со страхом повернулась к нему, пока страж старался взять ее под мышки.
— Юлия, — продолжил Макрон с ледяной решимостью. — Если тебе представится возможность, убей его!
— Да, — кивнула она. — Да.
Страж поставил ее на ноги, и то ли понес, то ли потащил по песку к палатке Аякса.
Макрон привалился спиной к прутьям, умоляя богов избавить его от этой муки — тем или иным образом.
Катон и его люди добрались до небольшой бухточки у входа в залив только ко второму часу ночи. Луны не было, и хотя проводником шел местный пастух, трудно было следовать за ним по узкой тропинке, извивавшейся среди холмов, а потом круто спускавшейся к берегу. Подобно всем прочим, Катон нес скатку с кинжалом, мечом и пустым мехом для воды. Хотя всякого легионера в той или иной мере учили плавать, умелыми пловцами они в основной массе не становились. Офицеры Катона выбрали среди своих людей более пяти сотен, способных проплыть в длину весь залив — почти две мили. Трое отобранных Фульвием солдат шли сразу за Катоном, следовавшим за пастухом. Они охотно вызвались на опасное дело, едва узнав о нем, и Катон не сомневался в том, что эти трое не подведут его. Среди выбранных Фульвием оказался оптион ауксилариев из Гортины, знавший местность и попросившийся в колонну, когда она выходила из города.
