– Понятно.
– Хорошая мысль.
Ему показалось, что им понравилось его предложение. Вскоре к ним присоединилась пара солдат с тропинки.
– Жрецу осталось заколоть последнего оленя, – сообщил один. – Клит сказал, как только все будет сделано, они вернутся.
Сжав зубы, Ганнон приготовился подождать еще немного. Прошло, пожалуй, еще восемьдесят ударов сердца, когда до него донесся несомненный звук шагов по дороге. Наклонившись к ближайшему солдату, лучшему бегуну, он спросил:
– Слышишь?
– Так точно.
– Пойди, посмотри. Осторожнее.
Солдат без колебаний выполнил приказ.
«Надо узнать его имя, – подумал Ганнон. – Молодец».
Когда солдат вернулся, от Клита и жреца по-прежнему не было ни слуху ни духу.
– Они прибавляют шаг. Там человек тридцать или сорок.
«Полцентурии», – решил Ганнон.
– И перед ними пара дозорных. Вот почему мне пришлось вернуться.
– Насколько ты их опередил?
– Шагов на полтораста, не больше.
Ганнон взглянул на тропинку. Клита не было. Он выругался. Вражеские дозорные могут увидеть их и предупредят остальных. Если после этого римский командир прикажет наступать, они сметут сиракузцев. Вряд ли кто-то уцелеет.
Придется выполнить его план перед теми двумя, что впереди римского отряда, прежде чем они увидят его и солдат. Ганнон понятия не имел, вызовет ли это панику в рядах основных сил, но вариантов своих действий смог насчитать лишь один. «Проклятье! – подумал он. – Где же Клит?»
– Приготовиться, – прошептал он. – Я хочу, чтобы ваши вопли услышали на материке. Я дам вам сигнал поднятием правой руки.
Ганнон замолчал. Его нервы напряглись до предела, он ощутил запах пота своих солдат. Услышал хруст гравия на дороге под римскими сандалиями, и ему показалось, что увидел два приближающихся силуэта. Подняв руку, карфагенянин закричал что есть мочи, издал невнятный рев до боли в горле:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Пятеро солдат рядом поддержали его своим общим воплем. Затем отрывисто застучали мечами по щитам, как охваченный безумием кузнец мог бы бить по куску металла.
Как долго это продолжалось, одним богам известно. Наконец, Ганнон дал знак прекратить. Набрав в грудь воздуха, они замолкли. Карфагенянин прислушался. Сначала он не услышал ничего. Потом послышался торопливый топот сандалий. Люди бежали – прочь. Его охватила радость, и он взглянул на лучшего бегуна.
– Слышал?
– Да. Им, наверное, представилось, что на дороге сидит сам Гадес с Цербером у ног!
– Хорошо поработали, братцы.
Пока что они в безопасности, подумал Ганнон. Что будет дальше – зависит от характера римского командира.
Появление Клита и остальных было встречено с воодушевлением. Ганнон посмотрел в лицо ему и жрецу.
– Жертвоприношение прошло хорошо?
– Да, – удовлетворенно ответил жрец. – Все животные умерли легко, даже кабан. Их печень и кишки были безукоризненны, и богиня приняла кровавое возлияние.
Как жрец смог что-то рассмотреть в темноте, чтобы с такой уверенностью утверждать, что внутренности животных не были поражены никакой болезнью, для Ганнона осталось загадкой. Что касается возлияния – что ж, было практически невозможно, чтобы кровь не вылилась из опрокинутой чаши. Однако возражать было бессмысленно. Солдаты, видевшие жертвоприношение, казалось, были в восторге. Известие, что Артемида проявила благосклонность, распространится по городу, как пожар. Вот и хорошо.
– Римляне выслали кого-то посмотреть, да? – спросил Клит.
– Да.
Ганнон вкратце объяснил, что было предпринято.
– Ха! Вопить была хорошая идея. Наверняка они, обдриставшись, добежали до своего вала, – сказал Клит.
Солдаты загоготали, и даже жрец улыбнулся.
– Надеюсь, – ответил командир. – Пойдемте-ка назад. Мы выполнили то, зачем пришли.
Солдаты Клита еще строились, как не далее, чем в ста шагах, раздался выкрик по-латински.
Все замерли. Римляне не совсем перепугались, с тревогой понял Ганнон. Теперь придется сражаться. Или бежать, что было таким же быстрым путем к Гадесу. Римские легионеры смертельно опасны в преследовании. Он взглянул на Клита.
– Нам лучше оказать сопротивление, а?
– Я знал, что такое могло случиться, – пробормотал тот, снимая со спины груз, потянул за стягивающие его сверток кожаные ремни, и Ганнон с удивлением увидел внутри отчетливую форму карникса, галльской сигнальной трубы.
– Ради всего святого, откуда она у тебя?
– Рядом с моими казармами живет один старик, купец из Галлии. До осады он привозил с родины вино. Теперь продает все, что трудно достать в городе. Я покупаю в его заведении сыр и вино. А труба обычно висит там на стене.
Ганнон вспомнил Тразименское озеро и туман, и как страшно трубили сотни карниксов, сея панику среди римлян. И в душе зародилась надежда. Это могло повториться.
– Ты умеешь трубить в него? – спросил он.
– Сейчас увидим. Я трубил как-то, хотя и не на галльской трубе, но получалось довольно громко.
Клит шагнул вперед и поднес карникс к губам.
– КОЛОННОЙ ПО ДВА! – скомандовал голос по-латински.
Подбитые гвоздями подошвы захрустели по поверхности дороги. Слышался звон кольчуг. Ганнон сделал Клиту нетерпеливый жест.
– Пам-пам. – Тот немного прокашлялся и снова прижал трубу к губам. – Бу-у-у-у-у-у! Пам-пам! Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у!
– Кричите! Вопите, будто нас здесь сотня! – прошипел Ганнон солдатам.
Они сразу поняли и, заорав во всю глотку, заколотили мечами по щитам. Пятнадцать человек производили гораздо больше шума, чем пять раньше. Подбодренный этим, Клит трубил и трубил, и казалось, что из раструба сейчас вылетит его язык.
– Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у!
Извлекаемые звуки мало напоминали то, что Ганнон слышал раньше. И все же они были оглушительны. Как они воспринимаются, когда доносятся из кромешной тьмы, он не имел представления. Надо надеяться, устрашающе, вызывая дрожь в кишках.
– Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у! Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у!
Ганнон вглядывался в темноту, ожидая увидеть множество легионеров. С колотящимся сердцем он ждал и ждал. Солдаты вокруг продолжали кричать и вопить, но командир чувствовал их возрастающую неуверенность.
Наконец Клит перестал трубить, чтобы перевести дыхание, и, опустив карникс, посмотрел на Ганнона.
– Ну? Идут псы вонючие? Или убежали? – Он вытер лоб и снова затрубил:
– Пам-пам-пам! Пам-пам-пам! Фью-у! Бу-у-у-у-у!
Ганнону стало не по себе. Он понял, что имел в виду Клит. Кому-то придется пойти и посмотреть, отступили ли враги, рискуя мгновенно умереть, если легионеры не испугались. «Проклятье!» – подумал он. Сжав меч так, что побелели костяшки, он стал красться вперед. Шаг за шагом юноша двигался к римским укреплениям. Пять шагов. Десять. Пятнадцать, потом двадцать. Клит за спиною трубил так, будто от этого зависела его жизнь. Солдаты продолжали, не затихая, орать и стучать. В результате получался оглушительный шум, но Ганнон предпочел бы стоять рядом с ними, чем идти в зубы смерти.
