– Сомневаюсь. Впрочем, попробовать стоит. Если бы Валик был… – Мак-Айвер замолчал. – Том теперь уже, наверное, дозаправился и почти прилетел на место, где бы оно ни было, это место.
– Будем надеяться, – сказала она, помолившись про себя, – надеяться на лучшее. Ты не видел, какие-нибудь магазины открылись?
– Нет, Джен. На обед – суп из консервов и бутылка пива.
– Извини, пиво у нас закончилось.
Он попробовал связаться с Ковиссом и другими базами по высокочастотной связи, но ответа ни от одной из них не получил. Как и не смог поймать ни Би-би-си, ни AFN, радиостанцию американских вооруженных сил. Он недолго послушал неизбежную антиамериканскую тираду «Радио свободного Ирана» из Тбилиси и с отвращением выключил приемник. Телефон умер. Он попробовал читать, но не смог; голову осаждали тревожные мысли о Локарте, Петтикине, Старке и всех остальных. Он мучился, будучи отрезанным от своего кабинета и телекса и на данный момент неспособным управлять ситуацией. Такого раньше никогда не случалось, никогда. Черт бы побрал шаха за то, что он уехал и позволил всему развалиться на части. Как раньше все было чудесно. Чуть что, и он несся в аэропорт, садился на челночный рейс до Исфахана, Тебриза, Абадана, Ормуза, Эль-Шаргаза или любого другого места, дальше – вертолетом, в любое время, стоило только захотеть. Иногда к нему присоединялась Дженни – обеды на природе, пикники, холодное пиво.
– Да пропади оно все пропадом!
Они едва закончили обедать, когда ВЧ-станция с громким потрескиванием вернулась к жизни. Это был Фредди Эйр из Ковисса, он передал сообщение, что 125-й прибудет в аэропорт Тегерана сегодня около пяти вечера рейсом из Эль-Шаргаза, крошечного независимого эмирата по ту сторону Персидского залива, где у S-G было свое представительство.
– Он не сказал, у него есть разрешение, Фредди? – возбужденно спросил Мак-Айвер.
– Не знаю. Наше представительство в Эль-Шаргазе сказало только: «Расчетное время прибытия в Тегеран – семнадцать часов, передайте Мак-Айверу, мы никак не можем с ним связаться», и так несколько раз.
– Как у вас-то дела?
– Пять на пять, – ответил Эйр. – Старк все еще в Бендер-Деламе, и у нас с ним никаких контактов не было, кроме короткого «все хорошо, прекрасная маркиза» с полчаса назад.
– Это Руди прислал? – Мак-Айвер старался, чтобы его голос звучал ровно.
– Да.
– Держите связь с ними и с нами. Что там сегодня с вашим радистом стряслось утром? Я пару часов пытался выйти на связь, но радости так и не испытал.
Последовала долгая пауза.
– Он задержан.
– Черт возьми, за что?
– Не знаю, Мак… капитан Мак-Айвер. Как только узнаю, сразу доложу. Также, как только смогу, верну Марка Дюбуа назад в Бендер-Делам, но, кхм, тут воздух не сильно свежий. Нам всем предписано не покидать территории базы, а на вышке… на вышке тут поставлен очаровательный и очень дружелюбный вооруженный охранник, все полеты отменены, кроме экстренной эвакуации, да и в этом случае нам предписано брать на борт охранников. И никакие вылеты не разрешены из нашей зоны.
– Что все это значит?
– Не знаю. Наш досточтимый командир базы, полковник Пешади, заверил меня, что это все временные меры, только на сегодняшний день, возможно, на завтрашний. Кстати, в пятнадцать часов шестнадцать минут мы получили короткое сообщение от капитана Скраггера с борта Чарли Эхо Зулу-Зулу, выполняющего специальный чартерный рейс на Бендер-Делам.
– Какого черта ему там понадобилось?
– Не знаю, сэр. Старина Скра… капитан Скраггер сообщил, что с этой просьбой к нему обратился де Плесси на Сирри. Я… э-э, похоже, время у меня выходит. Наш дружелюбный охранник нервничает, но если вы сможете прислать 125-й сюда, полковник Пешади сказал, что даст разрешение на посадку. Я постараюсь отправить Мануэлу, но многого не ждите, она тут без вестей о Старке разнервничалась, как кролик в компании гончих на псарне.
– Могу себе представить. Скажите ей, что я отправляю Джен. Конец связи, одному Богу известно, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до аэропорта. – Он повернулся к Дженни. – Джен, собери сум…
– Что ты с собой будешь брать, Дункан? – сладко спросила она.
– Я не лечу, ты летишь!
– Не говори глупостей, дорогой. Если ты хочешь успеть встретить 125-й, тебе лучше поторопиться, только смотри, не забудь фотографии! О, кстати, забыла сказать тебе: пока ты пытался пролезть в свой кабинет, Шахразада прислала одного из своих слуг с приглашением на ужин.
– Джен ты летишь со 125-м, и кончен разговор!
Спор закончился очень быстро. Он отправился в путь и пробирался задворками, большинство основных перекрестков были запружены людскими толпами. Каждый раз, когда его останавливали, он поднимал фотографию Хомейни, под которой на фарси было написано ДА ЗДРАВСТВУЕТ АЯТОЛЛА, и его беспрепятственно пропускали, махнув рукой. Ему нигде не встретились ни войска, ни полиция, ни служба безопасности, так что фотография шаха с подписью ДА ЗДРАВСТВУЕТ СЛАВНЫЙ ИРАН ни разу не понадобилась. Тем не менее на дорогу, которая обычно занимала меньше часа, у него ушло два с половиной часа, и щемящее тревожное чувство, что он опаздывает, росло внутри с каждой минутой.
Но 125-го не оказалось ни на одной из параллельных взлетно-посадочных полос, ни на бетонированной площадке в грузовой зоне, ни рядом со зданием аэропорта на другом краю летного поля. Мак-Айвер в который раз посмотрел на часы: семнадцать часов семнадцать минут. Светлого времени осталось не больше часа. Прилетают впритык, сказал он себе, если вообще прилетают. Видит Бог, власти уже могли развернуть самолет обратно.
Рядом со зданием аэропорта по-прежнему стояло несколько пассажирских авиалайнеров. Один из них, «Боинг-747» компании «Роял Ираниан Эйр», представлял собой искореженную развалину, выжженную изнутри дотла. Другие с виду были в порядке – Мак-Айвер был слишком далеко, чтобы разглядеть маркировку, но где-то среди них должен был находиться и борт «Алиталии», так и не получивший разрешения на взлет. Паула Джанкани по-прежнему жила у них, и Ноггер Лейн подолгу и весьма ощутимо находился рядом. Славная девушка, рассеянно подумал он.
Впереди показались ворота, которые вели в грузовую зону и к их складу. Склад был на замке с прошлой среды – он автоматически закрывался на четверг и пятницу (священный день и обязательный выходной для мусульман), которые являлись иранским уик-эндом, и ни ему, ни кому-то из их сотрудников не удалось пробраться сюда ни в субботу, ни в воскресенье. Он въехал на просторную площадку за воротами. Впереди был виден таможенный склад и рогатки, повсюду надписи на английском и фарси: ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН, ВЪЕЗД, ВЫЕЗД, ЗАКРЫТАЯ ЗОНА и вывески с названиями разных международных грузоперевозочных и вертолетных компаний, которые имели здесь свои постоянные представительства. Обычно проехать на эту площадку было почти невозможно. Полтысячи человек работали здесь круглосуточно, занимаясь огромным количеством грузов, гражданских и военных, каждый день вливавшихся в Иран в обмен на часть из тех девяноста миллионов долларов, которые составляли ежедневный доход страны от продажи нефти. Но сейчас здесь было пусто. Сотни деревянных и картонных ящиков всех размеров были разбросаны на снегу – многие были вскрыты и выпотрошены, большинство намокли от снега. Несколько брошенных легковых и грузовых автомобилей, некоторые совсем старые, один грузовик черный от огня. Пулевые отверстия в стенах складских помещений.
