— Выход один, — повторил Постум затем. — Я должен огласить завещание Августа. Вот в этом случае и Германик, и все остальные поднимутся как один человек, и наша победа будет полной и окончательной.
Он поставил кубок обратно и тяжелым взглядом уперся в Сабина, чуть прищурив глаза:
— Где документ, трибун? Ты должен хоть что-то знать о его судьбе.
Сабин пожал плечами.
— Я знаю только то, что сенатор Фабий Максим, который по поручению цезаря вез завещание в храм Весты, подвергся на дороге нападению и погиб. С ним был мой слуга, но он не может сказать ничего определенного, поскольку быстро отключился после удара по голове. Скорее всего, документ у сенатора нашли и забрали, а потом достойная Ливия с удовольствием его уничтожила.
Постум с силой ударил кулаком по колену.
— Проклятие! Как я ненавижу эту ведьму! Но что же мне теперь делать?
— Не знаю, — честно ответил Сабин. — Прости, но я больше в этом не участвую. Да и не вижу, правду сказать, чем бы я сумел тебе помочь.
— Дед хотел назначить тебя префектом претория, — задумчиво сказал Агриппа. — И я бы тоже сделал это. Ты уже оказал мне огромную услугу — это благодаря тебе я сейчас жив и на свободе, но борьба не закончена.
Сабин покачал головой.
— Нет, — твердо сказал он. — Я устал от всего этого. Но мне пришла в голову одна мысль. Почему бы тебе не отправиться в Германию? Может, если ты поговоришь со своим родственником и расскажешь ему все, он не станет так уж педантично придерживаться присяги, которую дал, поддавшись на обман? Может, он больше поверит тебе — другу и брату своей жены, — чем лживым заверениям Ливии и Тиберия? В конце концов, именно Германик написал то самое письмо, с которого начались мои злоключения. Именно он просил Августа пересмотреть твое дело.
Сабин вдруг поднял голову, словно вспомнив о чем-то важном. В его глазах появилось новое выражение.
— Кстати, — сказал он медленно, — насколько мне известно, Германик при этом основывался на доказательствах, предоставленных сенатором Гнеем Сентием Сатурнином. Ты не виделся с ним?
Постум отрицательно качнул головой.
— Нет, но собираюсь. Мне ведь опасно появляться в городе, а за домом Сатурнина вполне может быть установлена слежка. Ливия всем существом ненавидит его, и знает, что он сделал бы все, чтобы навредить ей. И это действительно так.
— Ты пришел один? — спросил Сабин.
— Нет, со мной полдюжины надежных ребят, моряков. Они ждут снаружи.
После этих слов наступило молчание, которое длилось несколько минут.
— Ну, ладно, — сказал, наконец, Постум, поднимаясь на ноги. — Мне пора. Спасибо за совет, трибун. Может быть, я им и воспользуюсь, хотя...
Он скептически скривил губы.
— В любом случае прошу тебя: если ты что-то узнаешь о судьбе завещания цезаря, постарайся сообщить мне. Обещаю, внакладе не останешься.
«Ох уж, эти обещания, — с грустью подумал Сабин. — Сколько я их слышал за последнее время».
— Ладно, — кивнул он. — Я могу, если хочешь, сообщить Сатурнину о твоем визите. Наверное, он сам найдет способ встретиться с тобой. Это умный человек, и если кто-то может тебе помочь, так только он.
— Нет, не надо, — махнул рукой Постум. — Будет нужно — я сам уведомлю его.
Он направился к выходу. Трибун смотрел ему в спину.
— Будь здоров, Гай Валерий Сабин, — сказал Агриппа, оборачиваясь на пороге. — Надеюсь, мы еще встретимся. И желательно, в другой обстановке.
Сабин молча кивнул.
«Как бы не в тюрьме», — подумал он.
И тут, словно в ответ на его мысль, раздался громкий, настойчивый стук в дверь дома, от которого, казалось, задрожало целое здание. Громкий голос прокричал:
— Именем цезаря Тиберия Августа! Открывайте!
Постум замер на месте и медленно повернул внезапно побледневшее лицо к Сабину.
Предположение Агриппы Постума было верным — действительно, Ливия установила слежку за домом Сатурнина сразу же, как только узнала о событиях в Остии. О Сабине, правда, ни она, ни Тиберий, ни Сеян в панике не вспомнили, зато очень хорошо помнил о нем еще один человек, у которого имелись все основания прохладно относиться к бывшему трибуну.
Человеком этим был не кто иной, как шкипер Никомед, грек из Халкедона, капитан «Золотой стрелы».
Надо признать, правда, что жилось ему в последнее время совсем неплохо, несмотря даже на провал операции с семьей сенатора Сатурнина. Сеян, который был, в общем, человеком объективным, согласился с тем, что вины Никомеда в неудаче не было, и через доверенного агента выплатил обещанную награду. Грек был на седьмом небе от счастья и готов был руки целовать щедрому благодетелю. Так он и просил передать.
Польщенный Сеян, который не был также человеком скупым, получив столь удачно назначение на должность префекта претория, и вовсе подобрел. Он раскошелился настолько (правда, на деньги из секретного фонда Ливии), что дал Никомеду достаточную сумму для того, чтобы шкипер мог выкупить в собственность «Золотую стрелу» и стать не только ее капитаном, но и владельцем.
Прежний хозяин, купец Квинт Ванитий из Неаполя, запросил не очень дорого, ибо судно изрядно пострадало в морском бою с пиратами, как клятвенно уверил его Никомед, и ремонт требовал значительных средств.
В обмен на свой подарок Сеян, однако, предупредил, что считает теперь халкедонца своим верным слугой и, возможно, прибегнет еще к его помощи в будущем. Тот не возражал, ослепленный неожиданно возникшими в его изобретательном мозгу перспективами.
Он поставил «Золотую стрелу» на ремонт в доки Остии, а сам пока занимался составлением планов, как быстро разбогатеть; планов, надо сказать, один грандиознее другого.
И вот, как назло, в порту вдруг объявился Агриппа Постум, и началась заваруха. Верный слуга Никомед немедленно запряг в бироту резвую лошадку и помчался в Рим с новостями для Сеяна, как и положено исправному агенту. Тем более, старый пройдоха понимал, что и его собственная шкура непосредственно задействована в разворачивающихся событиях.
По прибытии в столицу он немедленно дал отчет префекту преторианцев, а тот, несколько позднее, заставил его еще раз выступить перед Ливией. Императрица произвела на Никомеда хорошее впечатление, и он в очередной раз убедился, что не ошибся в выборе хозяев.
После аудиенции Сеян должен был спешно отправляться в Далмацию с подкреплениями для разгильдяя Друза, а потому приказал греку остаться пока в столице, ожидая дальнейших распоряжений. И поручил заботам Эвдема, с которым шкипер уже был знаком по памятному морскому сражению со «Сфинксом».
Эвдем нашел ему недорогое жилье на третьем этаже еще довольно прочной шестиэтажной инсулы в Субуре и больше особенно не докучал. Никомед начинал испытывать скуку.
