– Ради удовольствия, – ответил я.
Он уставился на меня.
– Вы когда-нибудь были на западном побережье?
Я ответил, что никогда.
– Я так и думал, – сказал Бернс. – Вы бы никогда больше туда не отправились.
Спустя три дня после моего прибытия мы развязали канаты, которые связывали корабль с причалом, и тронулись в путь. Я никогда не был хорошим моряком и должен признаться, что осмелился выйти на палубу только после того, как земля давно скрылась из виду. Лишь на пятый день я смог притронуться к супу, который принес добряк Керуан, а затем слез с койки и добрался до трапа. Свежий воздух помог мне прийти в себя. С этого времени я понемногу привык к качке. Борода на лице также отросла. У меня не оставалось сомнений в том, что скоро я стану таким же хорошим моряком, каким был солдатом. Я научился тянуть канаты, которые поднимали паруса, а также волочить длинные реи, к которым они были прикреплены. Но моей главной обязанностью было играть в карты с капитаном Фурно и исполнять роль его компаньона. Не было ничего необычного в том, что он нуждался в напарнике: никто из его окружения не умел ни читать, ни писать, хотя каждый был превосходным моряком.
Если бы наш капитан неожиданно умер, то не представляю, как бы нам удалось проложить путь среди бескрайних волн. Ведь только он один мог определить наше расположение по карте. Карта висела на стене капитанской каюты. Фурно ежедневно делал пометки на ней. Таким образом, мы могли видеть, насколько отклонились от маршрута. Фурно удивительно точно все рассчитал. Однажды утром он сказал, что уже этим вечером мы достигнем Кейн-Верда. Действительно, солнце не успело зайти, как слева по борту показался берег. На следующий день земля снова скрылась из виду. Помощник Бернс объяснил, что мы не увидим земли до самого пункта назначения, пока не причалим в порту в заливе Биафра{179}. Попутный ветер надувал наши паруса. Мы плыли строго на юг. Линии на карте указывали на то, что мы приближаемся к африканскому побережью. Должен сказать, что целью нашей экспедиции являлось пальмовое масло. А наши трюмы ломились от цветных тканей, старых мушкетов и другого барахла, которое англичане продают дикарям.
Внезапно попутный ветер, который раздувал наши паруса, затих. Несколько дней мы дрейфовали по спокойному, маслянистому морю под жарким солнцем. От невыносимой жары стала плавиться смола между досками палубы. Мы поднимали паруса в надежде поймать хоть малейший ветерок, пока, наконец, пересекли полосу штиля и снова помчались на юг, подгоняемые свежим бризом, наперегонки с летучими рыбами. Несколько дней Бернс не находил покоя. Я видел, как он подносил руку к глазам и, сощурившись, смотрел вдаль за горизонт, словно в поисках земли. Дважды я застал его в каюте капитана. Бернс разглядывал карту. Булавка, которая изображала корабль, приближалась к африканскому побережью, но пока не достигала цели. Однажды вечером, когда мы с капитаном Фурно по обыкновению играли в карты, помощник капитана вошел в каюту. Его загоревшее лицо пылало гневом.
– Прошу прощения, капитан, – сказал он. – Знаете ли вы, какого курса придерживается штурвальный?
– Он направляет корабль на юг, – ответил капитан, не отрывая взгляда от карт.
– Но он должен вести корабль на восток.
– Почему вы так решили?
Помощник что-то пробормотал.
– Возможно, я не настолько образован, – сказал он, – но позвольте заметить, капитан Фурно: я начал плавать в этих водах, когда мне еще не исполнилось десяти. Я знаю, как добраться до места, не хуже вашего. Мы отклонились от курса на юг. Нам следует повернуть на восток, чтобы попасть в порт, в который корабль направили хозяева.
– Простите, месье Жерар. Запомните, сейчас мой ход, – произнес капитан и положил карты на стол.
– Подойдите к карте, мистер Бернс, я дам вам урок практической навигации. Здесь дуют ветра с юго-запада, здесь экватор, здесь находится порт, куда нам предстоит попасть, а здесь стоит человек, который желает провести судно в порт по собственному разумению.
С этими словами капитан схватил Бернса за горло и сжал его так, что бедняга едва не лишился чувств. Стюард Керуан вбежал в каюту с веревкой. Вдвоем с капитаном они связали Бернса по рукам и ногам и вставили ему в рот кляп.
– За штурвалом стоит француз. А помощника стоит сбросить за борт, – произнес стюард.
– Это наиболее безопасно, – согласился Фурно.
Но я ни за что на свете не позволил бы убить беззащитного человека. Капитан Фурно нехотя согласился сохранить Бернсу жизнь. Мы затянули его в трюм, расположенный под каютой. Там помощник остался лежать среди тюков манчестерской ткани{180}.
– Не стоит пока закрывать люк, – сказал капитан Фурно. – Густав, отправляйся к мистеру Тэрнеру и скажи, что я желаю переговорить с ним.
Ничего не подозревающего второго помощника тоже связали и, как до этого Бернсу, заткнули рот кляпом. Его тоже отнесли в трюм и уложили рядом с товарищем. Лишь затем мы закрыли люк.
– Нам связывал руки этот рыжеголовый болван, – сказал капитан, – поэтому мне пришлось раньше времени выдать себя. Однако это не принесло большого вреда нашему делу и не расстроило моих планов. Керуан, выкати бочку рома команде. Скажи, что капитан разрешает выпить за его здоровье в честь пересечения экватора. Им все равно, по какой причине напиваться. Что касается наших людей, отведи их к себе на камбуз. Мы должны быть уверены, что они готовы. А теперь, полковник Жерар, с вашего позволения, давайте продолжим игру.
Такие случаи не забываются. Это был железный человек: он сдавал карты и играл, как будто находился в парижском кафе, а вокруг ничего не происходило. Внизу раздавалось невнятное, приглушенное кляпами бормотание помощников и доносилась вялая возня. Снаружи скрипела деревянная обшивка и хлопали паруса под порывами свежего ветра. Плеск воды и свист ветра не могли заглушить радостные вопли английских моряков, которыми они встретили появление бочонка с ромом. Мы успели сыграть не менее полудюжины партий, когда капитан встал.
– Думаю, что они уже готовы, – сказал он.
Фурно вытащил из сейфа два пистолета и вручил мне один из них. Но нам не нужно было опасаться сопротивления. Англичанин в те дни, не важно, солдат или матрос, был беспробудным пьяницей. Без выпивки это был храбрец и добряк. Но стоило поставить перед ним спиртное, как он полностью терял рассудок. Ничто не могло заставить англичанина пить умеренно. В полумраке кубрика мы обнаружили пять бесчувственных тел и двух изрыгающих проклятия, сквернословящих, поющих безумные песни сумасшедших – команду «Черного лебедя». Стюард принес моток веревки. С помощью двух моряков-французов мы связали пьяниц так, что они были не в состоянии ни шевельнуться, ни вымолвить слово. Их поместили в переднем трюме, в то время как офицеры находились в заднем. Керуан получил приказ носить им еду и питье дважды в день. Таким образом «Черный лебедь» оказался полностью в наших руках. Не знаю, как бы мы справились с кораблем при плохой погоде. Но, к счастью, все это время дул попутный ветер, достаточно сильный, чтобы толкать корабль на юг, но недостаточно сильный, чтобы внушать тревогу. Вечером третьего дня я нашел капитана Фурно на мостике. Он напряженно вглядывался в даль.
