Остальные войска отправлялись назад, в Россию на зимние квартиры. Кто пешим маршем двинулся, кто водой.
Прибавилось дел у Веселовского. Кейт деятельный занимался обустройством края завоеванного. Опыт благо имелся. После ранения, под Очаковым полученным, назначили Кейта выздоравливающего Малороссией губернаторствовать. Так почти до самой шведской войны и просидел там генерал. А когда уезжал, то жители Глухова, где резиденция малороссийская размещалась, со слезами провожали. Заслужил Кейт любовь и уважение всего края. За справедливость, за заботу, за обращение ласковое, но твердое.
Теперича и Финляндией заниматься пришлось. Адъютанту поручалось следить за тем, как жители к присяге приводятся, как войска содержатся. Присягали Елизавете Петровне и объявленному Высочайше наследнику, племяннику ея, Принцу Гольштинскому Карлу-Петру-Ульриху, в православии Петром Федоровичем нареченному. Пасторы и чиновники, специально назначенные, приводили к присяге всех, несовершеннолетних включая. Вскоре из Петербурга был назначен генерал-аншеф Румянцев для высшего военного начальства. Но пробыл он недолго, да и то Гельсингфорсом ограничился. В Або по-прежнему находился Кейт.
Веселовский беспрерывно разъезжал по Финляндии. Ни одна жалоба обывателя финского не была оставлена генералом Кейтом без внимания, ни один нуждавшийся в защите и помощи отвергнут не был. Каждый раз адъютанта своего посылал, удостовериться хотел лично, что исполнено все в срок и в точности. Страна осталась ведь, по сути, бесхозная. Многие чиновники прежние ушли, страшась русских, в Швецию. Они были замещены частью эстляндскими и лифляндскими чиновниками, частью из местных жителей. С трудом восстанавливался Абосский университет, профессура коего также сбежала в Швецию. А оставлять край без духовенства нельзя было. Тем более, что оба епископа — абосский и боргский, с консисториями, последовали за шведским войском. А помимо этого, имелись дела и более прозаические. Нужно было восстанавливать мосты разрушенные, дома сожженные. Население нуждающееся снабжалось хлебом из магазинов армейских. До всего было дело Кейту. Вместе с ним крутился и адъютант Веселовский.
Современники вспоминали: «Величайшим счастьем для Финляндии было, что главное начальство над находящейся там армией было вверено такому достойному человеку, как генерал Кейт, человеку столько же благородному, великодушному и человеколюбивому, как и храброму».
Войска, под его началом оставленные, ворчали иногда, строгостью Кейта недовольные:
— Строже, чем в отечестве собственном держат.
— Э-эх, дурья башка. — По зубам треснул фельдфебель разговорчивого. — В строгости — то не в холоде да голоде. Зато сыты всегда да в домах теплых обретаемся. А что воли грабить не дают, так нам токмо позволь.
— Верно говоришь, Семен Захарович, — поддержал его ветеран седой, с боярином Апраксиным в местах здешних побывавший. — Людишки финские сколь уж натерпелись. Ужасть. Зато его превосходительство, генерал наш Кейт, ох как люто квартирмейстеров и прочих людишек вороватых гоняет. Посему и нам тепло да сыто, и обыватель не обижен.
Власть военная передавалась постепенно к партикулярной. В декабре внутренним устройством Финляндии прибыл заниматься вновь назначенный губернатор Бальтазар фон Кампенгаузен, в молодости служивший короне шведской, а затем в русскую службу подавшийся.
Генерал Румянцев вскорости к переговорам мирным был определен. В помощь ему назначен генерал Луберас, старый знакомый Веселовского по корпусу кадетскому. Повстречались в Або. Узнал капитана Люберас. Поморщился. Так до сих пор и не любил русских.
От шведов прибыли посланник бывший в Петербурге фон Нолькен и государственный советник барон Седеркрейц. Но дело двигалось вяло. Конъюнктуры разные, в Стокгольме происходящие, мешали.
Осенью там сейм собрался. Настроение умов и дух был совсем уж не тот, что до войны. Все надежды блистательные рухнули. О расширении пределов никто и не думал. Мечты о славе былой, о могуществе восстановленном, о победах сменились глубоким унынием и безнадежностью. В груди многих злоба кипела против тех, кого считали виновниками всех несчастий. Ими оказались, как вы наверняка уже поняли, Левенгаупт и Будденброк. Партия «шляп», избегая опасности быть вовсе уничтоженной, поспешила от них отказаться. Вот и пошли оба на плаху. Левенгаупту друзья немногочисленные, но все ж оставшиеся, старались побег устроить. Да расстроилось дело. Капитан шхуны нанятой, что должен был главнокомандующего опального в Европы переправить, испугался и предал заговорщиков. Через десять месяцев после той капитуляции войска шведского в Гельсингфорсе оба генерала были казнены.
«Шляпам», среди которых недостатка в людях умных не наблюдалось, удалось грозу от себя отвести. Генералов отдали на заклание толпе, а сами вызвали обсуждение бурное о преемнике Короля Фредерика. Возраст того был уж преклонный, а наследников законных не имелось. Дети, от девицы Таубе прижитые, — не в счет.
На сейме «колпаки», вновь возобладавшие, прокричали имя Карла-Петра-Ульриха Гольштинского, родного племянника Елизаветы Петровны и внучатого Карла XII. 28-го октября он и был избран государственными чинами в наследники престола шведского. В Петербург отправилась делегация.
Предстали перед Императрицей Всероссийской.
— Опоздали чуток, милые, — усмехнулась Елизавета Петровна. — Петрушу мы уже собственным наследником объявили. Православие он принял. А ныне невесту ему подбираем. А вот дядю евоного двоюродного, тож Гольштинского, и…, — задумалась, титул припоминая, — епископа Любекского Адольфа-Фридриха[35] с приятностью своей августейшей рекомендовать можем.
— И тогда, — добавила напоследок, — мы допускаем возможность возврата части завоеванной нами Финляндии. Бестужев, — подозвала канцлера, — подскажи-ка, что в таком случае возвернуть мы можем.
— Следовало бы мир заключать на условиях uti possidetis, матушка, — отозвался Бестужев.
— Не мудри, Алексей Петрович. Мне твоя латынь неведома. Яснее выражайся, — потребовала Императрица.
— Все просто — кто чем владеет сие означает, — пояснил канцлер.
— Оно правильно, конечно, — усмехнулась Елизавета. — Но все ж, что уступить-то можем?
— По линии от мыса Гангут и на север, матушка. А еще можно было б на остальных землях финских образовать особое герцогство Финляндское с Адольфом-Фридрихом на троне.
— И то неплохо. Вот и передайте в Стокгольм условия наши, гости дорогие.
Поехали восвояси гости заморские, граф Бунде, бароны Гамильтон и Шеффер, повезли обратно на обсуждение парламентское кандидатуру новую. А здесь ждала их новость. Сословие крестьянское вдруг приняло сторону наследного принца датского. «Шляпы», интригам версальским верные, мутили воду по-прежнему. Пфальцграфа Цвейнбриккенского, Принца Фридриха Гессен-Кассельского в наследники предложили. Кто он был такой, в Швеции большинство и не ведало. Но цель-то «шляп» понятная: внимание отвлекать от себя, опозорившихся.
