Я сел, и рот тут же наполнился рвотой. Отплевываясь и откашливаясь, я внезапно с особой четкостью осознал сложившуюся ситуацию. Меня ранило первым же выстрелом, но невероятно повезло с остальными. Арбалетчик был не самый опытный, если судить по траектории последующих стержней. Если мне удастся отсюда смыться, то в меня по крайней мере не попадут еще раз. Требовалось что-то предпринять — прямо сейчас. Прямо сейчас. А мне хотелось только одного — лечь и уснуть. Нет. Я сунул в рот воротник котты и с силой прикусил его. Взявшись за один из кожаных лепестков оперения, я еще глубже вогнал стержень себе в ногу, пока не почувствовал, что стальной наконечник проткнул кожу с другой стороны. Вопя от боли в импровизированный кляп, я отломил оперенный конец и вырвал стержень из ноги. И все вокруг сразу залила кровь — много крови. Надо было чем-то перевязать рану, но не теперь. Шатаясь, я поднялся и обнаружил, что могу стоять на раненой ноге и даже немного опираться на нее. Стержень, слава Богу, проткнул мышцы, но не повредил сухожилия. Я похромал прочь с этого места и, прибавив шагу, понял, что нога более или менее действует. В ней восстановилась чувствительность, и хотя это причиняло адскую боль, я по крайней мере использовал ее по назначению.
Рядом просвистел новый стержень. Я вскрикнул. Еще один вонзился в землю позади. Я наддал быстрее, расставив для равновесия руки, словно ребенок, изображающий птичку. Теперь я уже слышал позади их голоса и решил, что, видимо, какое-то время пролежал без сознания.
— Я вижу его! Вон он! — Кажется, голос Тома. Они, должно быть, уже добрались до стены. Да, там мелькнул свет лампы, раскачивающийся в такт шагам, слишком близко от меня.
Я почти достиг оливковой рощи. Один раз споткнулся и услышал позади взрыв грубого хохота. Очень похоже на крик канюка, парящего над пустошью. Кервези. Интересно, не он ли в меня стрелял? Но тут я добрался до деревьев и, нырнув в их тень, обернулся. Они уже перебрались через стену и быстро приближались. Может, уже расстреляли весь свой запас стержней? В любом случае в зарослях деревьев от арбалета проку мало. Я прохромал в глубину рощи и упал, укрывшись за корнями старого толстого дерева. Надо было обдумать сложившееся положение. Мне отсюда требовалось пройти еще ярдов двести, прежде чем спуститься на пляж. И все это время идти по открытой местности. Как только я окажусь на крутом склоне, вниз придется скользить на заднице или просто катиться, но на пляже по крайней мере есть люди, которые уравняют мои шансы с преследователями. Я встал, чтобы снова бежать, но тут же упал обратно на колени. Мной вдруг овладела страшная сонливость, перед глазами все поплыло нелепой тумана. Господи, как же я устал, как устал! Нет! Это надо перебороть! Конечно, я потерял слишком много крови и уже не представлял, удастся ли мне хотя бы выбраться из этой рощи. Но теперь это уже не имело никакого значения: лампа мелькала между деревьями.
— Тут кровь, сэр!
— Кровищи — как от зарезанной свиньи!
Голоса с бейлстерским акцентом звучали здесь совершенно чуждо. Я еще поразился, куда подевались все соловьи. Однако, как бы там ни было, совсем неплохое место, чтобы просто лечь и умереть, вдруг подумалось мне. Вот только еще бы разок вдохнуть запах волос Анны!
— Бинн и Джеймс, ступайте вперед. Найдите его и гоните дальше, если он еще способен передвигаться. Но не убивайте его, парни. Это человек де Соля, и мне он нужен живым. Только быстрее! Корабль бросит якорь внизу, как только взойдет солнце.
Стало быть, это и впрямь Кервези: Опять он явился по мою душу. А что там насчет корабля? Они, видимо, попытаются захватить «Кормаран». «Ну, мой благородный лорд, — подумал я, — тут ты и влип. Я тебя здесь задержу да еще сделаю так, чтобы твои цепные псы меня убили, и никакой радости тебе не будет: уж об этом-то я сумею позаботиться». Я вытащил Шаук из ножен и положил на корни перед собой. Потом вспомнил, что ножны привязаны к моей левой руке куском тряпки. Узел развязался легко, и я, стараясь действовать быстро, плотно перетянул себе бедро повыше ран. Этого было, конечно, недостаточно, да и вообще я запоздал с перевязкой, но мне не хотелось оказаться совсем уж беспомощным, когда они на меня наткнутся. Потом я вытащил из сапога долото, сунув туда ножны Шаука. Долото удобно легло в левую ладонь. А ко мне уже приближались тяжелые шаги, хрустя сухими листьями, и вдруг замерли.
— Больше крови не видно, — пожаловался тот, со свинячьими глазками. Это Бинн или Джеймс? И кто несет лампу?
Хрррум-хрррум-хрррум. Сейчас он пройдет прямо рядом со мной. Хррруст-хррруст. Вот он. Я выглянул из-за корня и увидел его возле ближайшего дерева, с коротким мечом в руке. Лицо его мне незнакомо. И он уже в четырех шагах. Хрррум-хрррум-хррруст-хррруст.
Я вскочил, но левая нога подвернулась, и я пошатнулся. Он прямо передо мной замер от неожиданности, но, пока я восстанавливал равновесие, пришел в себя и заорал, одновременно сделав в мою сторону рубящий выпад слева. Его меч со свистом пронесся у меня перед носом — от сильного замаха противника унесло в сторону. Раздался тупой удар, и меч отлетел и стукнулся о дерево. Противник смотрел на меня — в его глазах застыли удивление и боль. А из горла, чуть выше адамова яблока, торчал наконечник арбалетного стержня. Потом он издал свистящий звук и рухнул к моим ногам.
— Попал в него, в суку эту! Попал!
Значит, из арбалета стрелял один из бейлстерских парней. Ну что ж, он неплохой стрелок.
Голос Кервези, сдавленный от ярости, ответил ему, но я не прислушивался. Меня мутило от возбуждения и страха. Куда упал его меч? Он бы мне сгодился. Но тут я услышал хруст и шорох и, обернувшись, заметил еще одну фигуру, с поднятым мечом устремившуюся из густых кустов ко мне. Я совершенно инстинктивно бросился навстречу, вытянув вперед обе руки, и через пару шагов, сделанных словно в трансе, мы встретились, но в крайне неудобном для обоих положении. Я сделал выпад Шауком, но не попал и за мгновение до столкновения успел заметить, что это тот тип, со свинячьими глазками. Удар разбил мне губу и рассек бровь, а рукоять его меча больно прошлась между лопатками. Я пнул его коленом, но опять промазал и потерял равновесие — подвела раненая нога. Я падал, пытаясь ухватиться за него, а он старался еще раз ударить меня рукоятью меча. Но прежде чем он успел размозжить мне череп, я обхватил его за ляжки и, налегая всем телом, дернул вбок. Теперь и он потерял равновесие, и мы рухнули на землю, причем моя правая рука оказалась прижатой его телом. Я попытался развернуть Шаук и пырнуть его, но он почувствовал это и ударил меня головой в лицо, едва не расплющив мне нос, но попал в уже рассеченную бровь. Из раны хлынула кровь, забрызгивая нас обоих, и сквозь красную пелену я все же увидел, как он отпрянул, поднял меч и сделал колющий выпад. Я отдернул голову, и клинок лишь задел мне ухо, вонзившись в землю. Пока он, ругаясь, вытаскивал длинное лезвие, я ударил правой и почувствовал, что Шаук проткнул его одежду и ушел в пустоту. Я дернул его назад, но рукоять Шаука запуталась в складках разорванной котты и прочно там застряла. Он понял это и, продолжая ругаться, левой ладонью зажал мне нос и рот и навалился всем телом, пытаясь одновременно занести меч для нового удара. В слепом ужасе я засучил ногами, а он нажал еще сильнее. Я уже задыхался, захлебываясь собственной кровью. Наконец он рывком выдернул из земли свой меч, но при этом моя левая рука оказалась свободной и по-прежнему сжимала долото. И когда он откинулся назад, занося меч, я, собрав все силы, пырнул его широким лезвием в висок. Он замер на мгновение, а потом рухнул назад, мне на ноги. Шаук при этом высвободился из его одежды. Я некоторое время лежал плашмя, судорожно хватая воздух, пока не почувствовал, что могу выбраться из-под него и встать на ноги. Но тут нога моего противника поднялась и конвульсивно дернулась. Я отскочил, прижавшись спиной к стволу дерева. Другая его нога тоже дернулась, и, словно в кошмарном сне, он вдруг сел и уставился на меня. Свинячьи глазки вылупились и остекленели. Из них сочилась кровь, как слезы, а из носа она лилась прямо-таки ручьем. Нижняя челюсть отвалилась, словно ее оттянул вниз чей-то невидимый палец. Долото торчало у него из виска подобно ручке сковороды. Я, кажется, заорал, но из горла не вышло ни звука. Он вскочил, пробежал на негнущихся ногах несколько шагов и остановился — руки беспомощно болтаются, голова склонилась набок, словно он прислушивался к чему-то.
