Таковой был найден — Петр Семенович Салтыков, шестидесятилетний командующий украинской ланд-милицией. Фермору надлежало сдать армию новому фельдмаршалу, но службу у него продолжать, оставаясь как бы правой рукой старого полководца, дабы «все нужные объяснения подать и в прочем во всем ему делом, и советом вспомоществовать». На том дело Фермора, если это можно назвать «делом», и кончилось.
Но освобождение Тесина ввиду малости его чина могло задержаться на долгие времена, если б не еженедельные разговоры Оленева с графом Ив. Ив. Шуваловым и генерал-поручиком Чернышевым.
В конце апреля Тесин был вызван в Тайную канцелярию. Последнее время все предвещало близкое его освобождение, ему разрешили прогулки, гвардейцы в камере были веселы и позволяли себе не только намеки, но и прямые высказывания: «не иначе как к лету дома будете…»
Предчувствия не обманули пастора. Сам комендант крепости вышел к заключенному, открыл папку с тисненым гербом и важно прочитал:
— Именем всепресветлейшей императрицы Елизаветы я возвещаю вам, что вы освобождаетесь из-под стражи. От себя лично добавлю, батюшка ваш и все домашние пребывают в добром здравии.
— Я счастлив, что правда восторжествовала, — без улыбки сказал Тесин, горло сдавил спазм.
Комендант шевелением бровей сообщил о полном своем понимании.
— Памятуя о ваших муках, матушка государыня, как вознаграждение, определила вам выбор: остаться в приличной должности в России, чему Их Высочество будут способствовать, или возвратиться в отечество.
— В отечество…
— Ну-что ж… Мы назначим вам денег в дорогу, дадим карету. Какая сумма вам нужна?
— Определите ее сами.
Хмельной и слегка ошалевший от столь важных известий. Тесин плохо соображал. Через два часа он выйдет из крепости. Теперь вопрос — ехать ли ему сразу или остаться на пару дней для осмотра русской столицы, вряд ли ему предоставится еще случай лицезреть Северную Пальмиру. Но с другой стороны, он эту самую Пальмиру ненавидел. Сколько раз он умолял Господа перенести его отсюда в родной дом так, чтобы и глаза его не видели столицу жестокой империи!
В сопровождении гвардейцев он вышел через узкие ворота. В кармане его лежал выездной паспорт, но охрана следовала за ним неотлучно.
За стенами крепости было безлюдно, только нарядная пара, он и она, стояла на деревянном мосту и напряженно смотрела в крепостные ворота. Тесин огляделся… Сколько воды кругом! Освещенные солнцем стены крепости вовсе не казались мрачными, ласточка лепила гнездо свое к выступу, через булыжник узкой мостовой робко пробивалась трава, рисунок еще голых деревьев был спокоен и прекрасен. Глаза его увлажнились.
Он не понял, почему молодая женщина с веселым криком бросилась к нему навстречу, и только когда она была в пяти шагах, он признал в ней Мелитрису, грезу своих снов. Следом за ней шел сияющий и нарядный князь Никита Оленев.
— Так вы живы, ваше сиятельство?
— Как видишь. А это жена моя. Спасибо тебе, милый друг!
И пастор Тесин упал в их объятия.
…и все сейчас, сейчас все кончится, и автор снова будет
бесповоротно одинок…
Анна Ахматова
Дальнейший ход Семилетней войны был следующим. Летняя кампания 1759 года была удачной для русских. Армия научилась воевать, стала более маневренной, улучшилось снабжение. Была выиграна битва при Пальциге. Но главная победа русских была одержана при Кунсдорфе. Как водится, это случилось в августе, а именно первого числа. Прусская армия, потеряв 17 тысяч человек, обратилась в позорное бегство. Фридрих в совершенном отчаянии бросил армию, от плена короля спасли гусары. Судя по его письмам в это время, король даже помышлял о самоубийстве:
«Я несчастлив, что еще жив. Из 48 тысяч человек у меня не осталось и трех тысяч. Когда я говорю это, все бежит, у меня нет больше власти над этими людьми. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности». И последняя фраза: «…я считаю все потерянным».
Но закон парности напомнил о себе и на этот раз. Выиграв битву, новый фельдмаршал Салтыков не погнался за Фридрихом. Русские потеряли 13 тысяч человек. «Мы повоевали, — сказал себе старый фельдмаршал, — теперь пусть австрияки повоюют». Уж очень не хотелось опять в пламя, под выстрелы, а победу праздновать так сладко!
Тем временем Фридрих пришел в себя, остатки армии опять собрались вокруг своего кумира, стали подтягиваться войска из гарнизонов. Король опять был готов жить, воевать, а если умереть, то со шпагой в руке.
На этом кампания 59 года и кончилась. Сколько ни старалась Конференция подвигнуть Салтыкова к наступательной тактике, он отступил с армией к Висле на зимние квартиры. «Сократить и ослабить» армию прусского короля до полного разгрома не удалось и на этот раз.
В однообразии, с которым главный режиссер того батального действа (Елизавета, Конференция, Бог?) разворачивает события, приводя их к одному и тому же финалу, есть что-то не только удручающее, но и трагикомическое. Да и то сказать, отечественных войн русские не проигрывают, а на чужих полях драться до победы вроде и не с руки.
В 1760 году, как водится, был назначен новый фельдмаршал. Больной Салтыков был заменен графом Батурлиным. Не последнюю роль в этой замене сыграл генерал-поручик Чернышев, который после плена вернулся в армию. Вот отрывок письма его к канцлеру Воронцову: «Фельдмаршал (Салтыков) в такой ипохондрии, что часто плачет, в дела не вступает и нескрытно говорит, что намерен просить увольнения от команды». В этом же 1760 году 28 сентября русскими войсками был взят Берлин. Герои этой операции — генерал-поручик Чернышев, генерал-майор Тотлебен, помощь нашей армии оказал австрийский генерал Ласси. С обывателями армия победителей обошлась гуманно, их не тронули, но все, имеющее отношение к военному ремеслу, было уничтожено, оружейные заводы взорваны, склады амуниции сожжены. Вскоре было получено верное известие, что Фридрих с армией спешит на помощь своей столице. Русские вынуждены были оставить город.
Кольберг был взят только в 1761 году. Во взятии этого укрепленного порта-крепости отличился генерал-поручик Румянцев. Все шло к тому, что Фридрих будет разбит окончательно и бесповоротно. Елизавете не дано было насладиться плодами своей победы. Не знаю какой бы диагноз поставили в наше время, но у императрицы был целый букет болезней: ее мучили желудочные колики, рвота, бессонница, истерические припадки, отеки и незаживающие раны на ногах. Огромная жизненная сила поднимала ее с одра болезни, давая возможность участвовать не только в государственных делах, но и в дворцовом веселье.
