— Да потому, что преторианцы не бунтуют против своего цезаря! — крикнул он.
Толпа снова взвыла.
— Ах, не бунтуют?! Конечно — их же засыпают подарками!
— Смотри, как бы мы не выбрали себе нового цезаря, если этот не хочет к нам прислушаться!
— Правильно, ребята! И рейнские легионы нас поддержат!
Положение становилось просто угрожающим. Вместо того, чтобы успокоить солдат, призвать их к порядку и заставить разойтись по своим местам, Друз необдуманными словами только еще больше разъярил их.
Легат Юний Блез взбежал по ступенькам трибунала и наклонился к уху Друза.
— Не надо так резко, прошу тебя, — шепнул он, — Потом мы им все припомним, но сейчас воздержись от угроз. Иначе мы вообще ноги отсюда не унесем.
Друз окинул его презрительным взглядом, но не мог не признать, что совет дельный и уместный — толпа заводилась все больше и больше, кое-где уже начали звенеть мечи.
— Ладно! — крикнул сын Тиберия. — Не будем обвинять друг друга. Давайте спокойно во всем разберемся. Итак, скажите мне ваши пожелания, и посмотрим, что я смогу сделать.
Люди загомонили еще громче, некоторое время на площади царила полная сумятица.
— Хорошо! — крикнул, наконец, один из легионеров, видимо, кто-то из зачинщиков бунта. — Мы представим тебе наши требования, но только поклянись всеми богами, что не накажешь потом тех, которые будут говорить.
— Не требования, а пожелания, — подчеркнул Друз. — Только так я буду с вами разговаривать. Ладно, клянусь, что никто не пострадает. Слушаю!
Толпа немного расступилась, и перед трибуной стали трое солдат-ветеранов, с лицами, покрытыми шрамами, с многочисленными знаками отличия за проявленную в боях храбрость.
— Мы просим, чтобы срок службы был сокращен до шестнадцати лет, — громко и отчетливо начал говорить один из них. — Это справедливо. Ведь преторианцы...
— Дальше, — резко приказал Друз. — Оставим преторианцев. Это другой вопрос.
— Мы хотим, чтобы жалованье было увеличено до серебряного денария в день, — продолжал легионер.
— В казне нет денег, — заметил Друз. — Вы же знаете обстановку в стране.
— А завещание Августа! — заорали вокруг. — По три аурея на человека — это же смешно!
— Цезарь Август, — с достоинством ответил Друз, — Божественный Август, сам принял такое решение, и никто не вправе оспаривать его. Однако если мой отец изыщет такую возможность, то обещаю, что выплата вам будет увеличена.
— Ура! — крикнул кто-то, но большинство продолжало грозно гудеть.
— Что еще? — спросил Друз у представителей солдат, которые по-прежнему стояли перед трибуналом.
— Пусть с нами обращаются получше! — не выдержал второй делегат. — Офицеры только и знают, что лупят нас своими прутьями. За любую мелочь!
— А от работы и учений просто не продохнуть! — добавил третий. — Мы не рабы в эргастуле!
— Дисциплина должна быть крепкой, — безапелляционно заявил Друз. — Об этом и разговора нет.
— Да мы же не против дисциплины! — закричали кругом. — Но над нами просто издеваются!
— Хорошо, этот вопрос будет рассмотрен, — согласился Друз. — Все уже?
— Это главное, — ответили делегаты и поспешно скрылись в толпе, которая расступилась и вновь сомкнулась.
Люди затихли, ожидая, что же ответит посланник Рима, цезаря и сената.
— Послушайте теперь меня, — медленно начал Друз. — Я не сомневаюсь, что многие ваши претензии справедливы, и обещаю лично сделать все возможное, чтобы их объективно рассмотрели в столице.
Но согласитесь — не имея особых полномочий, я не могу сам решить такие важные вопросы, как сокращение срока службы и дополнительные выплаты. Это находится в компетенции сената и цезаря.
— Так что ты тогда тут делаешь? — снова загудела толпа.
— Разговорами мы уже сыты по горло!
— Зачем ты приехал, если не имеешь полномочий!
— Тихо! — рявкнул Друз, поднимая обе руки вверх. — Когда я ехал сюда, то еще не знал о том, что вы нарушили присягу. Поэтому мой отец, цезарь Тиберий, не наделил меня правом что-либо вам обещать. Но я предлагаю вам сейчас следующий выход: мы немедленно отправим в Рим курьера, который отвезет ваше прошение. К нему я добавлю свое собственное письмо, в котором буду умолять отца прислушаться к вашей просьбе. Уверен, что он не откажет своим верным солдатам, защитникам родины.
Ну, а пока вы должны разойтись по своим подразделениям и вновь приступить к службе. Помните — рядом граница, рядом варвары. Мы не можем бросить Империю без охраны.
— Ну, уж нет! — раздались голоса. — Эти обещания мы уже слышали не раз, особенно от Тиберия!
— Мы не верим вам!
— Сначала выполните наши условия, а потом мы будем служить, как раньше!
— Это что, опять идти под палки офицеров? Нет!
— Как хотите, — холодно заявил Друз, терпение которого истощилось. — Я сделал все, что мог. Если вы немедленно не подчинитесь, я буду считать вас закоренелыми бунтовщиками. И тогда уж ни о каких уступках и речи быть не может.
Толпа снова всколыхнулась, но теперь это уже не был единый организм. Глядя с трибуны, Друз мог отчетливо различить три группы солдат: одни с яростью продолжали выкрикивать угрозы, другие молча стояли, опустив головы, а третьи — правда, самые немногочисленные — начали даже робко призывать к спокойствию.
— Ну, хватит вам уже! — раздавались голоса.
— Надо договориться, сопротивление ничего не даст!
— Он же пообещал нам выполнить наши условия! Чего еще надо?
— Давайте расходиться!
— Будем ждать ответа из Рима!
Эти возгласы несколько ободрили Друза и собравшихся вокруг него офицеров, но возвращаться к служебным обязанностям легионеры пока не собирались. Они стали выяснять отношения между собой.
День уже клонился к вечеру.
Друз устало спустился с трибуны и оглядел свою свиту.
— Ладно, идемте. Посмотрим, что будет завтра. А сейчас неплохо бы подкрепиться. Мы с утра ничего не ели.
Поскольку занятые собой солдаты не проявляли больше той явной враждебности к офицерам, которая царила в лагере до сего дня, те могли спокойно пройти через площадь и вновь занять палатку командующего.
Вскоре был приготовлен и подан скромный ужин. Этим занялись слуги Друза, ибо офицеры Данувийской армии уже давно были вынуждены довольствоваться сухим пайком — повара отказывались обслуживать их, да и с продуктами в лагере было неважно.
После невеселой трапезы все в молчании расселись вдоль полотняных стен. Никто не осмеливался первым нарушить тишину. Друз о чем-то глубоко задумался, запустив в густые волосы пальцы обеих рук и хмуря брови.
— Вот что мне пришло в голову, — сказал он наконец. — Я заметил, что не все солдаты настроены одинаково воинственно. Есть такие, которые согласны хоть сейчас прекратить смуту и вернуться к своим служебным обязанностям. А еще больше людей пока не определились до конца и пытаются сделать окончательный выбор между бунтом и примирением. И вот тут очень важно, кто кого опередит, чье влияние окажется сильнее. Понимаете, куда я клоню?
