Двенадцать миль отделало отряд от постоялого двора отца Инносента. Они продолжали путь по стране, наводненной остатками разгромленной имперской армии. Матеус, внезапно подобрев, освободил пленников от кляпов.
— Теперь можно поговорить! — обратился он к Рено.
Рено, нисколько не желавший говорить с негодяем Матеусом, окинул его взглядом и скорчил гримасу.
— Мой дорогой, — обратился он с презрением, — вы так безобразны! Подрумяньте и подпудрите лицо, хотя бы, тогда — возможно, — и поговорим!
Несколько солдат разразились смехом. Матеус покраснел.
— О! Вы надсмехаетесь! — воскликнул он. — Я посмотрю, как вы будете вести себя там, куда я вас везу!
— Посмотрим, но не знаю, понравится ли Богу, что вы делаете! — холодно ответил Рено.
С этого момента безобразная внешность Матеуса стала предметом бесконечных обсуждений. Когда Матеус отвратительнее — вечером или утром, на ногах или на лошади, во время завтрака или во время обеда, при свете лампы или в лучах солнца. К тому же, Рено заметил, что Матеус несуразно сложен, — и по этому поводу так же было отпущено немало острот.
— Посмотрите, господа, у него нос как у дятла, глаза как у совы и рожа, как у козла; тело как у обезьяны; ноги как у цапли; шея как у жирафа. А уж такого жадину ещё нужно поискать!
Матеус изо всех сил старался делать вид, что насмешки его не трогают.
Но француз видел, что это совсем не так, и продолжал острить.
— Не кажется ли вам странным, — обратился он однажды к Матеусу, — что человек с таким длинным носом имеет также и широкий рот? Это слишком для одного лица. Прибавим сюда маленькие глаза и большие уши…
В другой раз он произнес:
— Как ты думаешь, какое лицо должен иметь человек, у которого душа ничтожна, как у червя? Это будет не лицо, а вывеска. И мы разобьем эту вывеску об дерево!
Эти разговоры, конечно, слышали негодяи Матеуса и они не прошли бесследно. Несмотря на то, что это были люди с каменными сердцами и привыкшие к суровым военным будням, многие из них сочувствовали господину де ла Герш и господину де Шофонтену. В какой-то момент Матеус понял, что пленных могут вдруг освободить. Он больше не мог рассчитывать на помощь людей, окружавших его. Подозвав к себе Рудигера, в котором он больше всего сомневался, Матеус предложил ему:
— Я даю тебе тридцать золотых дукатов, это все твое жалование. Пересчитай их и отправляйся к дьяволу!
— О! Вот это благодарность!
— Я думаю, что нам уже не по пути!
— Помнится, вы обещали мне покровительство!
— Благодари Бога, что я с тобой рассчитался! Уходи быстрее!
Рудигер посмотрел в окно и увидел во дворе двадцать всадников, готовящихся к отъезду. Это были остатки отряда, разгромленного в бою со шведами.
— Я их собрал сегодня ночью, — объяснил Матеус. — Среди них есть хорваты и болгары. Они убьют человека также легко, как выпьют стакан воды.
Рудигер почел за благо уйти.
После ухода Рудигера Матеус поменял дорогу и приказал не останавливаться ни днем, ни ночью. К концу недели они очутились перед замком, двери которого открылись, как только Матеус шепнул несколько слов на ухо коменданту. Проверив все углы, Матеус объявил, что это место им подходит и приказал всем располагаться на отдых.
Замок Рабеннест располагался на вершине горы, у подножия которой протекала река. От посторонних взглядов он был укрыт густыми лесами; толстые стены, четыре башни, подъемный мост делали его неприступным для нападавших.
Рено поместили в башню Ворона, Армана-Луи — в башню Змеи. Башни отличались друг от друга своей формой: одна была круглой, другая — квадратной. Обе были довольно прочными, с толстыми стенами; мебель в них была одинаковой: убогие ложа, две табуретки, железная печка, ветхий деревянный стол; два маленьких окошка едва пропускали солнечный свет, но ветер и дождь проникали туда одновременно.
— Видите комнаты? В них есть мебель, — показал Матеус узникам.
— Это почти так же очаровательно, как вы! — произнес в ответ Рено.
— Положитесь на меня, будет и пища! — продолжил Матеус.
— Надеюсь, она не будет соответствовать вашей внешности, дражайший!
Матеус изобразил на своем лице что-то наподобие улыбки, бросил на Рено циничный взгляд и закрыл за собой дверь.
Ночью ничто не нарушало тишины уснувшего замка. Только ветер шумел между прутьями решетки. У подножия башни можно было различить шаги часовых.
Рено решил петь для того, чтобы его друг знал, в какой части башни его поместили. Арман-Луи, услышав голос друга, одним прыжком достиг стены и приник к прутьям решетки.
Прямо перед ним возвышалась башня, откуда доносился голос друга; океан темной зелени простирался до горизонта. Глубокий вздох вырвался из груди г-на де ла Герш и он бросился на свое ложе. В душе он горячо молился Богу.
Наутро дверь камеры открылась и на пороге появился Жан де Верт.
— Я не желаю с вами разговаривать! — резко произнес Арман-Луи.
— Господин граф, — холодно отвечал баварец, — не забывайте, что рядом с вами нет Густава-Адольфа и мы не в Карлскроне!
— Что вы хотите от меня?
— Все очень просто! Вы — мой пленник, законы войны дают мне право требовать за вас выкуп… Заплатите мне золотом — и можете быть свободны!
— Но где я смогу взять ту сумму, которая устроила бы вас?
— Я хочу вам сказать, что у нас есть другой способ прийти к соглашению и этот способ намного проще.
— Объясните!
— Вам только нужно отказаться письменно от руки мадемуазель де Сувини, отказаться от обещания, данного ей, и с этой минуты двери замка откроются перед вами.
— Вот что вы, оказывается, подразумеваете под более подходящим способом! Так знайте же: я прежде умру, чем подпишу подобное заявление!
— Я просил бы вас сначала подумать, прежде, чем дать окончательный ответ! Дело в том, что король Густав-Адольф не знает о вашем местонахождении, его армия далеко отсюда и никто не придет вам на помощь.
— Если это все, что вы хотели мне сказать, считайте ваш визит законченым! Поберегите ваши силы для других дел!
Жан де Верт поднялся и позвал слугу; его лицо оставалось невозмутимым. Когда слуга принес требуемые предметы, Жан де Верт продолжал:
— Вот перо, чернила и бумага; несколько написанных слов сделают вас свободным. Подумайте, и не стоит упорствовать! Стены этого замка сложены из надежного камня и простоят очень долго. А пока — прощайте, граф!
Арман-Луи не пошевелился. Скоро шаги Жана де Верта стихли вдалеке.
Из башни Змеи Жан де Верт проследовал в башню Ворона. Там он нашел де Шофонтена, рисующего на стене профиль Матеуса железной вилкой.
