Я пришел в себя не прежде, чем меня усадили на лошадь — полагаю, дело тут в инстинкте, но когда я ощутил под собой седло, почувствовал, как животное натягивает поводья, втянул ноздрями запах лошади и уперся ногами в стремена, то как бы проснулся, Помню, прямо передо мной возвышались массивные ворота крепости Гвалиора, и трубящий слон втягивал сквозь них громадную пушку, а отряд кавалерии какого-то черномазого принца, в красных мундирах, ждал возможности выехать, помню царящую суматоху и крики приказов. Шум вокруг все еще казался оглушительным, так что, когда Шер-Хан вскочил на своего пони рядом со мной, я прокричал:
— Что случилось? Куда мы едем?
— Она хочет видеть тебя! — проревел он и с ухмылкой похлопал по рукояти своего меча. — А значит, она тебя увидит. Пошевеливайся!
Он проложил нам дорогу через толпу, клубящуюся у ворот, а я следовал за ним, все еще впитывая картины и звуки окружавшего меня сумасшедшего дома, все что я знал, но позабыл — люди и повозки, пыль и звон оружия; бхисти, бегущие с бурдюками воды; отряд пехоты-панди, сидящих на корточках у обочины дороги, с мушкетами, зажатыми между колен; ребенок, пробирающийся под животом буйвола; широкогрудый парень в остроконечной шапке, с зеленым знаменем на древке, положенном на плечо; долговязый старый негр, бесцельно шатающийся туда-сюда; запах горелого жира, и и покрывающий все звуки гул далеких пушек.
Когда мы выехали за ворота, я привстал на стременах, пытаясь разобраться, что происходит. Канонада — значит, британские войска уже где-то близко и то, что я увидел, убедило меня в этой мысли. Передо мной на многие мили до дальних холмов расстилалась открытая равнина и вся она просто кишела людьми, животными и всякими орудиями войны. Где-то в миле впереди из тумана выступали ряды палаток — это, несомненно, был лагерь пехоты; за ними виднелись позиции артиллерии, двигались конные эскадроны — на фронте около двух миль в ширину разворачивалась целая армия. Шер-Хан увлекал меня все вперед, а я пытался сосредоточиться — несомненно, это была армия повстанцев, поскольку я видел отряды панди, проходящие мимо нас в тыл, мелькали туземные пехотинцы и кавалеристы в незнакомых мне мундирах, воины в темно-красных плащах, с маленькими щитами и кривыми тулварами, а также отряды канониров, сопровождающие пушки, причудливо изукрашенные литыми узорами в национальном духе.
Это было первым важным фактом; второй же состоял в том, что они отступают, даже находятся на грани бегства — войска двигались прямо нам навстречу и дорога была просто запружена людьми, животными и повозками, направляющимися к Гвалиору. Артиллерийская упряжка едва вытягивала орудие, канониры налегали на колеса, а офицер хлестал лошадей; взвод стрелков-панди прошел ускоренным маршем — их ряды были неровными, лица покрыты масками из пота и пыли — все люди на дороге почти бежали, время от времени оглядываясь, поодиночке или маленькими группами. Я достаточно часто видел эти картины раньше — задыхающиеся рты, широко распахнутые, дикие глаза, кровавые бинты, сорванные охрипшие голоса, полубеспорядочное отступление, грозящее вот-вот перерасти в паническое бегство. Брошенные на обочине мушкеты, изможденные люди, сидящие и валяющиеся на дороге, тщетно взывающие к проходящим — клянусь Богом, все это были признаки поражения! И Шер-Хан тащил меня прямо в гущу всего этого.
— Какого черта здесь происходит? — снова спросил я его, но вместо ответа он лишь хлестнул моего пони, заставляя его перейти в галоп, и мы продолжали мчаться по обочине дороги, мимо плотной массы людей и животных, стремящихся в Гвалиор.
Теперь толпа стала теснее и не все здесь отступали: мы миновали несколько артиллерийских команд, которые сняли свои пушки с передков и теперь устанавливали их; полк пехоты, ожидающий, стоя на жаре — их лица были повернуты к далеким холмам, а стройные ряды были в полном порядке. Неподалеку впереди вновь загрохотали пушки и дым от выстрелов поднимался столбами в неподвижном воздухе. В стороне ожидали чего-то конные эскадроны — панди и иррегулярной кавалерии. Помню, эскадрон улан в зеленых мундирах, со шлемами, напоминающими хвосты лобстеров и длинными лентами, развевающимися на остриях пик; помню туземных музыкантов — звуки, которые они исторгали из своих инструментов, порой заглушали канонаду. Но менее чем в полумиле впереди уже поднимались облака пыли, сквозь которые тускло проблескивали огни орудийных выстрелов, и я понял, что произошло — британский авангард медленно проламывал сопротивление обороняющихся и все больше отдалялся от основной армии, гоня остатки мятежников по дороге.
Мы пересекли глубокое ущелье и Шер-Хан указал мне на небольшую кучку пальм и кустарника, возле которых был разбиты палатки. Батарея пушек слева от меня выстрелила по невидимому врагу на холмах… Врагу… Боже мой, да ведь это же моя армия! А вокруг островка палаток показалось множество всадников. С удивлением я узнал среди них длинные красные плащи королевских гвардейцев Джханси, но в остальном теперь это были лишь жалкие призраки тех молодцов-пуштунов, которых я помнил — мундиры грязные и рваные, а лошади — измученные и плохо взнузданные. Мы проехали мимо них к палаткам, перед самой большой из которых был разостлан ковер; здесь также стояли гвардейцы и волновалась пестрая толпа черномазых — военных и штатских, а затем Шер-Хан стянул меня с седла и подтолкнул вперед, крикнув:
— Он здесь, ваше высочество, как вы и приказывали!
Рани стояла у входа в палатку, одна — а может быть, я просто не запомнил остальных. Прихлебывала из чашечки шербет, она оглянулась посмотреть на меня. И тут, хотите верьте, хотите — нет, я вдруг понял, каким омерзительным пугалом выгляжу, в своих грязных лохмотьях и со свалявшимися волосами. Принцесса же была в белых бриджах для верховой езды, кольчуге поверх шелковой рубашки и белом плаще; голову ее покрывал шлем полированной стали, как у римских воинов, обмотанный белым шарфом, концы которого были завязаны у нее под подбородком. Помню, она выглядела чертовски элегантно и даже если под этими большими глазами на прекрасном смуглом лице были заметны темные тени, все равно — от одного ее вида захватывало дух. Рани окинула меня взглядом и резко бросила Шер-Хану:
— Что вы с ним сделали?
Он что-то пробормотал, но она лишь нетерпеливо покачала головой и сказала, что это не оправдание. Потом рани снова задумчиво посмотрела на меня, а я все ждал, недоумевая, что же, черт возьми, за этим последует, и смутно понимая, что канонада все усиливается. Наконец она просто сказала:
