Так пусть же португальский монарх, который, если верить Колону, выказывал ему всяческое пренебрежение, чтобы воровским образом воспользоваться его проектами, пеняет теперь на себя и на свою глупость. Некоторые придворные этого короля, оскорбленные дерзким и заносчивым тоном, которым разговаривал теперь их старый знакомец Колон, предлагали своему государю прикончить этого давнишнего авантюриста. Но дон Жоан, которого Исабела Католичка риторически называла «Человеком», отдавая должное душевным качествам этого громоздившего на нее ложные обвинения клеветника, принял Колона с благородной простотой и пригласил адмирала прибыть со своими индейцами в его резиденцию, расположенную внутри страны и носившую название Вальпараисо или Райской долины.
Дон Жоан в первый момент готов был усомниться, не ошибся ли Колон и не высадился ли он на африканской земле, открытой уже до него португальцами. Хорошенько рассмотрев, однако, привезенных адмиралом туземцев, вовсе не черных, а умеренно смуглых с красноватым оттенком кожи и с волосами отнюдь не курчавыми, а прямыми, он убедился в том, что это не африканцы, а скорей, пожалуй, обитатели Азии. Плывя все время на запад, Колон, несомненно, достиг восточной оконечности Индии. И с истинным благородством души король поздравил Колона и оказал ему различные знаки благоволения во время его пребывания в загородном дворце. Кроме того, он приказал властям Лиссабона, чтобы они оставили в покое испанского адмирала, ибо Колон успел уже поссориться с португальскими морскими чиновниками, так как они вознамерились задержать двух португальцев, служивших на «Нинье» матросами.
Едва бросив якорь в гавани Лиссабона, адмирал кезамедлил оповестить о своем прибытии двор монархов Испании. Он отправил сухим путем письмо своему другу и покровителю Луису де Сантанхелю, которого в официальных бумагах величали титулом «блистательного сеньора».
Это письмо было написано им еще в водах Азорского архипелага в разгар бури, и, отсылая его из Лиссабона, он присовокупил к нему «аниму», как именовалось в то время добавление к основному письму.
Он отправил также послание сеньору Рафаэлю Санчесу, королевскому казначею и такому же новому христианину, как Сантанхель.
И больше никому он не написал ни строчки, как если бы в данный момент для него было важнее всего известить о своем триумфе только двух этих придворных, по своему происхождению — чистокровных евреев.
13 марта адмирал отбыл из Лиссабона и 15-го, вскоре после восхода солнца, уже достиг отмели Сальтес.
В полдень, дождавшись прилива, он миновал эту отмель и вошел в ту самую палосскую гавань, из которой отплыл 3 августа минувшего года.
В тот же вечер другое судно прибыло в Палос. То была «Пинта», которая не погибла, как представлялось Колону в ту страшную ночь.
И хотя одна из ее мачт была сломана, каравелла Мартина Алонсо сумела пройти по прямой линии до самой Испании, не укрываясь в иностранных портах и не рискуя подвергнуться задержанию, как это случилось с Колоном иа острове Санта Мария. Несмотря на непрерывную бурю, она не сбилась с нужного курса и пришла в испанскую гавань Байону, в Галисии. Но ее капитан был при смерти.
Без сна, почти без пищи, днем и ночью не отходя от руля, непрерывно наблюдая за морем, этот морской исполин в результате многих недель лишений исчерпал свои силы.
Из Галисии он послал одного из своих людей, приказав ему пересечь всю Испанию и, добравшись до Барселоны, где в то время пребывали испанские короли, сообщить им обо всем происшедшем.
Он опасался, что давний его товарищ и компаньон остался навеки в бездонной океанской пучине, поглотившей одновременно и его брата и всех его родичей и друзей, составлявших экипаж «Ниньи».
Преодолевая охватившую его смертельную слабость, он снова пустился в открытое море. Миновав берега Португалии, без захода в принадлежавшие этому королевству гавани, он прибыл в Палос на несколько часов позже Колона.
Матросам пришлось отнести его на руках сначала к нему домой, а потом, выполняя его приказание, в монастырь Рабида. Он хотел умереть среди друзей, среди тех самых братьев монахов, которые так охотно вели с ним беседы о его плаваниях по океану.
Когда в Палое пришло письмо, подписанное королевой Исабелой и подтверждавшее получение посланного великим мореплавателем из Галисии донесения, он был уже мертв, и вместе с ним умерла тайна того словесного, по обычаю честных моряков, договора, который заключили они с Колоном, прежде чем предпринять путешествие.
Мертвый Мартин Алонсо умер еще раз в памяти современников. Внимание людей приэлекал к себе лишь один победитель, который остался в живых и которого можно было видеть своими глазами.
Висенте Яньес и остальные палосские моряки — друзья обоих Пинсонов — скромно остались в родном городке у себя в Андалусии. Если бы Мартин Алонсо был жив, его брат и ближайшие родственники отправились бы с ним в Барселону, где находились тогда испанские государи. Без него, однако, они не решались отдаляться от своего моря. Они чувствовали себя внезапно осиротевшими: в течение всей своей жизни они привыкли неуклонно следовать указаниям Мартина Алонсо. Он имел над ними власть патриарха, и теперь они были подобны членам рода, потерявшим своего вождя; они испытывали полнейшее замешательство и не знали, что делать, и так обстояло до тех пор, пока сообщество их не распалось и каждый из них не стал жить наконец по своему разумению.
Что касается адмирала, то он отправился в Севилью, откуда и началось его триумфальное шествие в Барселону, мозглавляемое вывезенными из Нового Света индейцами и частью экипажа его кораблей. Матросам, корабельным слугам и юнгам было обещано, что по прибытии в Барселону они получат остатки недоданного им жалования.
Рядом с Колоном не было больше того, кто посмел бы вступить с ним в спор и обуздать порывы его не останавливающейся ни перед чем фантазии, кто смог бы посеять сомнение в том, достигли ли они или нет владений Великого Хана.
Прощай, Мартин Алонсо! Прощай навсегда!
В которой, повествуя о своем прибытии в первые земли Великого Хана, адмирал проливает слезы, а испанские государи, преклонив колена, плачут с ним вместе и возносят благодарственные молитвы небу за открытие Азии с запада.
Пока Колон, пребывая в Севилье, готовился к путешествию в Барселону, севильские жители толпились пред домом возле так называемой Арки Изображений при церкви святого Николая.
В этом доме были поселены меднокожие люди, вывезенные адмиралом из Индии. После мучительного обратного плавания их оставалось в живых лишь семеро. Остальные погибли в море.
