Вскоре в помещение вошел богатырь Катувольк. По обе стороны от него держались женщины. Бальб увидел, что галл счел необходимым заковать обеих в ручные и ножные кандалы, и содрогнулся. Легко было представить, чего стоило этим воительницам пережить подобное унижение.
«Прямо как дети малые! — неслышно вздохнул ланиста. — Разговаривать с ними придется соответствующим образом, потому что детки эти особые. Смертельно опасные».
Он заставил себя улыбнуться.
— Приветствую вас, красавицы, — проговорил ланиста, боясь оказать одной из них честь вперед другой.
Женщины ответили довольно-таки кровожадными взглядами, и он понял, что выбрал верную линию поведения. Бальб положил руки на стол и сплел пальцы.
— Я пригласил сюда сразу вас обеих, потому что у меня есть для вас общий подарок. Кое-что такое, чего вы обе страстно желаете. — Он поднял пергамент, лежащий на столе, и показал его им. — Это послание Секста Юлия Фронтина. Прочесть его вам?
Публику всегда следовало держать в напряжении, и Бальб, давний устроитель зрелищ, не изменил себе даже теперь.
— Прочти, — сказала Лисандра. — А то ведь эта дубина дикая грамоте не обучена.
Сорина зарычала и дернулась было к ней. Катувольк перехватил амазонку и пихнул ее в руки ближайших стражей. Лисандра презрительно хмыкнула вслед.
— Все полностью читать нет нужды.
Бальб вздохнул. Предосторожности Катуволька, увы, оказались вовсе не лишними.
— Как вам обеим известно, Фронтин устраивает игры для высокопоставленного сенатора, приехавшего из Рима. Это великое событие, равного которому наша провинция доселе не знала. — Он сделал паузу, добавляя значимости словам. — Так вот. Во-первых, женские бои впервые не будут проводиться как вспомогательные. Их не только приравняли к мужским, но и выдвинули на главное место. Во-вторых, вы обе не будете участвовать в рядовых поединках. Решено, что ваша схватка увенчает собой зрелище. Вам предстоит драться между собой насмерть при закрытии игр.
Сорина показала в улыбке разом все зубы.
— Погоди, Бальб, — сказала она. — Чтобы позабавить сенатора, следовало бы устроить бой равных. Эта девочка-тростиночка слишком быстро уступит моему клинку. Так случилось с ее любовницей, а потом и с подругой.
Лисандра вспыхнула, ее глаза сузились, но лишь на миг. Бальб мысленно возблагодарил богов за то, что бывшая жрица по-прежнему владела собой, как полагалось спартанке. Уж Сорина-то на ее месте сейчас точно рвалась бы к горлу оскорбительницы. Подумав так, он запоздало подивился той силе ненависти, что звучала в словах амазонки. Ведь она тоже некогда любила Эйрианвен, а теперь упомянула о ее смерти просто ради того, чтобы побольнее задеть Лисандру.
Какая же бездонная пропасть вражды разверзлась между ними!
— Так вот, послушайте меня, вы обе! — Бальб наставил палец сразу на обеих. — Итак, назначен день, когда вы друг до дружки дорветесь. Выйдете на арену и хоть режьте одна другую, хоть ешьте, но прежде даже не думайте! У каждой из вас есть последовательницы. Я требую, чтобы вы соблюдали сдержанность и призвали к тому же своих подруг. Если до или во время игр у нас произойдут какие-либо беспорядки — какие угодно, слышите! — то я буду считать виноватыми именно вас. Тогда я прикажу выколоть вам обеим глаза и продам в рудники. Не думайте, что это пустая угроза. Именно так я с вами и поступлю. Если на играх что-то пойдет не так, то мне и самому впору будет руки на себя наложить. Но прежде я с вами расправлюсь!
Кажется, его грозная речь заставила содрогнуться даже Лисандру. Бальб понял, что рассчитал верно. Гладиатрикс не запугаешь смертью, а вот увечьем, да еще таким…
Вслух он сказал:
— Надеюсь, мы с вами поняли друг друга.
Женщины промолчали. В воздухе витала вполне ощутимая ненависть. Бальб жестом велел им удалиться и решил напомнить Фалько, чтобы в своих разговорах с людьми тот всячески напирал на непримиримое соперничество между Ахиллией и Амазоной.
Скверно, что Фронтин заставил его выставить их на бой до смерти, однако Бальб был деловым человеком. Да, ему предстояло лишиться одной из двух своих лучших гладиатрикс, но кто сказал, что он должен был терять ее даром?
* * *
Лисандра и Сорина, разделенные стражей, молча дошли до учебных площадок.
Лишь там Сорина произнесла:
— Я убью тебя. Так и знай.
Льдисто-синие глаза обдали ее морозом, надменные губы презрительно скривились. Сорина чуть удивилась, не встретив во взгляде спартанки ни ярости, ни страха — вообще никаких чувств. Это был неподвижный взор мраморной статуи.
— Не думаю, — бросила она.
Катувольк снял с нее цепи, и Лисандра ушла, не проронив более ни слова. Сорина стояла и смотрела ей в спину. Спокойствие Лисандры показалось первой воительнице очень зловещим.
Она встряхнулась, отгоняя неприятное чувство. Лисандра не проявила радости по поводу грядущего поединка. Это значило, что у нее кишка оказалась тонка. Она боялась Сорины и скрывала свой страх, делая каменное лицо.
Катувольк освободил ее от оков, и амазонка проговорила со звериной улыбкой:
— Боги наконец-то мне улыбнулись.
— А мне вот кажется, что они над всеми нами смеются, — ответил галл.
Сорина фыркнула.
— Скоро она умрет. Я взрежу этот ходячий гнойник. Возможно, тогда к тебе вернется трезвость суждений. Между нами и такими, как она, не может быть никакой дружбы!
Молодой наставник передернул плечами.
— Может, все будет так, как ты говоришь. — И он двинулся прочь.
Амазонка вполне понимала, что галл говорил неискренне, но ей было все равно. От мысли о поединке у нее за спиной точно выросли крылья.
Она убьет Лисандру посередине арены.
* * *
Спартанка так ни разу и не оглянулась. Она была довольна тем, что сумела неплохо скрыть от Сорины свой восторг. Пусть амазонка побесится. Тем верней проиграет.
Сорина небось этого не поняла, но на самом деле поединок между ними уже начался. Пускай веселится. Все равно одолеет та из них, что будет лучше готова. Лисандра намеревалась одержать победу еще до того, как они со старухой выйдут на песок.
«Разум — главнейшее оружие. Варварам понять этого не дано. Быть может, это оттого, что они вообще вряд ли способны достигать высших уровней восприятия?..
Покамест я пообещаю себе только одно. Я не буду стремиться к быстрой победе. Никаких ударов в горло, никаких попыток скорее оборвать жизнь старой карги. Не-ет, надо будет потянуть время, заставить Сорину страдать так же, как страдали Даная, Эйрианвен и я сама.
Пусть она отправится к своим варварским богам истерзанная, сломленная, изорванная в кровавые клочья».
