Кабы так быстро не справились с далекарлийцами, то возмущение сделалось бы общим. И другие провинции — Упландская, Седерманландская, Смоландская и Скания — готовы были примкнуть к мятежу.
— Что шумят-то? — подошла Эва к кучеру, наблюдавшему за сборищем крестьян у границ поместья Мейергельма.
Старик Мельстрем оглянулся на молодую хозяйку. Трубочку посасывал.
— Да Принца датского на престол наш требуют.
— Да мы ж с датчанами вечно врагами были, — удивилась девушка.
— Да шут их разберет! Сами не знают, чего хотят. Шли бы вы, госпожа, в дом, кто знает, что на уме у них. Небось, к бутылке не раз уж приложились.
Эва, опечаленная, вернулась к матери. Крестьяне, правда, пошумели, пошумели, да так и разошлись. Обошлось.
Датский Король успокоиться не мог. Войсками угрожал. Один корпус в Зеландии собрался, на Сканию нацеливаясь. Другой близ норвежской границы обретался. Шведы стянули все сухопутные силы к Норвегии, корпус в 7000 послали в Сканию, флоту дано было приказание снова готовиться к отплытию.
Сразу сдвинулись и переговоры мирные в Або. Обе стороны стремились завершить дебаты побыстрее. Все пошли на уступки. Русские отказались от большей части завоеванных земель в Финляндии, оставив за собой территории южного Саволакса с крепостью Нейшлот и все, что лежало восточнее реки Кюмень.
Отныне граница проходила именно по ней. Шведы приняли условия России и обещали объявить наследником трона ставленника Елизаветы Петровны — епископа Любского Адольфа-Фридриха.
7-го августа мир был подписан в Або, 15-го ратифицирован Королем в Стокгольме, 19-го в Петербурге Русской Императрицей. Конец войне!
За шведскую кампанию Императрица Елизавета Петровна наградила каждого офицера одной третью жалования, но потом, вследствие ходатайства генерала Кейта, назначила еще по годовому окладу. Кейт и для адъютанта своего Веселовского патент майорский выхлопотал.
Начинались празднества в Петербурге.
«Всему Синоду, Сенату, коллегиям, также генералитету и прочим всем обоих полов знатным и ко двору въезд имеющим персонам, а также чужестранным министрам, пристойным образом объявлено, чтоб каждый, 15-го числа (сентября), по данному выстрелом из Санкт-Петербургской крепости из двадцати одной пушки сигналу собирались в церковь Пресвятой Богородицы, называемой Казанской… Все те три дня, то есть 15, 16 и 18 чисел (ибо 17-е оставлено для отдохновения), при всех церквях был колокольный звон… а по ночам… зажжена была преизрядная иллюминация»
(«Санкт-Петербургские Ведомости» за 1743 г. № 66. С. 545–547).
Оставалась Дания. Вопрос-то с наследником боком вышел. По договору с Россией мирному один признавался — Адольф-Фридрих, а риксдаг шведский тремя сословиями — крестьян, духовенства и мещан — другого, датского требовал.
Наследник, договором мирным означенный, прибыл в Стокгольм 25-го сентября. Из столицы прямиком в Сканию, где корпус семитысячный стоял, вторжения датского ожидая. Сил собственных у шведов явно не хватало да и не доверяли им после несчастной войны в Финляндии. К новым союзникам обратились, врагам вчерашним.
Кейт приказ Царский получил выйти с флотом галерным немедля. Десять пехотных полков ему выделялось. Лучшей кандидатуры, чем генерал-шотландец, и не подобрать было. По всем статьям годился. И для войны, и для мореходства, и для дел партикулярных. Императрица сама сказала о том Кейту, ленту кавалерскую Святого Андрея Первозванного жалуя:
— Ты уж, Яков Иванович, расстарайся там. Все сродственнику нашему Адольфу-Фридриху помощь будет. Дисциплину воинскую ты дюже блюдешь, с местным населением тож ладишь. Заодно посланником нашим тебя назначаем. Побудешь там покудова и генералом, и дипломатом. Знаю, справишься. Целуй. — Руку царственную протянула.
Легко взлетел генерал на мостик капитанский. Огляделся. Вокруг тридцать галер мирно качались. Матросы с парусами упражнялись, пехота по лавкам гребным расселась. Ждали. Кейт шляпу скинул, вздохнул грудью полной.
— Ну, с Богом! — перекрестился истово.
— Весла… на воду! — скомандовал.
— Пошли!
Вздрогнули воды балтийские тяжелые от единого удара тысяч лопастей. Двинулись, рябь свинцовую форштевнями рассекая, галеры русские. По борту правому потянулись берега финские, шхерами изрезанные, — пустынные, то песчаные, но боле каменистые, лесами густыми в море упиравшиеся.
24-го августа русский галерный флот под общим начальством генерала Кейта вышел с Березовых островов, под Выборгом. На борту были полки пехотные: Апшеронский, Ростовский, Черниговский, Азовский, Низовской, Казанский, Кексгольский, Тобольский, Пермский и сводный гренадерский, из десяти рот состоящий, взятых от разных полков. Всего 11 000 человек.
Дыханье хриплое, стонущее вырывалось из груди гребцов. Иные и море-то впервые увидели. Моряки лишь парус брали в рифы, а на веслах трудилась пехота. Тяжкое это дело — грести денно и нощно весла пудовые ворочая, из ясеня рубленные. То погружать, то вытягивать на себя в ртути вод морских. Ткнешься носом в днище поспать часок-другой, как сверху сапогом пихают:
— Слышь, Федька, вставай! Весло по тебе плачет.
Здесь, на галерах, еще до выхода в море, вновь Манштейн встретился. Обнялись, как водится. Опальный полковник выглядел невесело, хоть и хорохорился.
— Ничего, Алеша, все переменчиво в жизни. Помнишь, говаривал тебе как-то? У вас в России, сам знаешь, от сумы да от тюрьмы.
— Ваша правда, господин полковник, — кивнул грустно. — До сумы не дошло, а вот в остроге побывать довелось.
— Господи, а что за напасть-то случилась опять с тобой?
Рукой махнул Веселовский. Не стал рассказывать.
— Обошлось. Благодаря начальнику нашему генералу Кейту. Даже чин майорский пожаловали.
— Весело жить в России! — мечтательно произнес Манштейн. — То поднимут человека, то харкнут прямо в лицо.
— А вас-то за что полка Астраханского лишили?
— За адъютантство, вестимо. У фельдмаршала Миниха, ныне опального и ссыльного. К четвертованию его сначала приговорили. Вместе с лисой венской — Остерманом. Но Императрица наша обещала при вступлении на престол боле смертных приговоров не апробовать. Вот всех и сослали. Миниха в тот самый острог в Пелым, что он сам для герцога Бирона прорисовывал и строил. Эх, судьба русская, куда вывернет… и не знаешь заранее. Теперь местами поменялись. Одного на свободу, другого на его место.
— Рази адъютантство преступление есть? — размышлял Веселовский.
— Тут смотря у кого! Вот и ты, Алеша, в адъютантах Кейта ходишь, а ведомо тебе, что интриги дворцовые и вокруг него вьются?
